Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 3

— Вот прочитайте ещё. Это черновик письма, которое послал мой муж в Обком, видя, как я тяжело переживаю бездеятельность.

Белых прочла и его.

— Что-нибудь было сделано по нему?

— Ничего. Приезжал из Обкома лектор Забелин, поговорил немного со мной и мужем по нему и уехал.

— С чего же все-таки началось всё?

— С персонального дела коммунистки Лепихиной.

— По поводу чего было это дело?

Я кратко рассказала, в чём обвинялась Тамара Андрияновна.

— Она, понимаете, настоящий коммунист. Всю душу вкладывала в работу, на совесть всё делала. Не могла я согласиться с тем взысканием, которое рекомендовал Райком. Предложила своё. Разве я не имею права высказывать своё мнение?

— Имеете, конечно.

— Ну вот, с этого всё и началось. Я бы ведь и не пришла сюда, если бы могла жить без общественной работы. А сейчас от всего отстранили. Я уже хочу уехать совсем из Красногорского района.

— Ну-у, что вы! Никак нельзя вам этого делать. У вас там семья, дети, хозяйство. Как это всё бросите? Куда вы думаете уехать?

— В Балезино.

— А что у вас там, свои?

— Нет. Просто вторым секретарём там работает женщина, которая работала в нашем районе. Она меня знает.

Заявление Зинаида Васильевна не взяла, сказав, что все заявления идут через приёмную ЦК.

— Вы напишите, что были у меня на приёме и передайте своё заявление туда. Оно всё равно ко мне же попадёт.

— И что вы по нему хотите сделать? — Немного успокоившись, спросила я.

— Наверное, пойду в отдел пропаганды и агитации при ЦК, раз вопрос касается именно этого. Вы отсюда сразу обратно поедите?

— Да.

— Когда?

— Наверное, завтра.

— Тогда вас надо устроить с ночёвкой.

Зинаида Васильевна сама проводила меня в кабинет, где мне дали справку о том, что я была в ЦК, и сказали, куда надо обратиться с этой справкой.

— Там вас устроят.

До сих пор жалею, что не побывала в гостинице «Бухарест», где мне дали место, а тем же вечером отправилась в Кишинёв к старой институтской подруге Вале. Надо же было что-то отвечать на вопрос своих коллег о том, где я была, да и съездить туда я давно собиралась.

Ночь в Кишинёве, а оттуда в Балезино — туда, где решила поселиться. Почему именно там?

В Балезино работает вторым секретарем Плетенёва Нина Алексеевна. Это она приезжала к нам в посёлок по поводу «Устного журнала».

Балезино стоит на одной из центральных железнодорожных магистралей, и отсюда в любое время года я могла бы выехать к своим детям, если бы вдруг появилась такая необходимость.

Наконец, Балезино — такой же рабочий посёлок, как и наш Валамаз, только больше. Он — районный центр, где есть редакция газеты, в которой мне хотелось поработать.

В Балезино прибыла под вечер. Отыскала гостиницу, устроилась там и позвонила Плетенёвой.

— Мне нужно с вами поговорить. Как мне найти вас?

— Я приеду сейчас к вам.

И вот она в номере гостиницы. Я рассказала ей о причине решения уехать из Валамаза, прошу помочь мне устроиться с квартирой и работой.

— Как у вас в редакции, штат полный?

Она утвердительно кивает головой.

— Тогда найдётся, вероятно, для меня какая-нибудь общественная работа?

— Ну, это-то конечно будет.

— Мне ведь хоть какая, лишь бы была общественно-полезная работа.

— Но как вы решились уехать из дому? Я бы, наверное, никогда не смогла этого сделать.

— А что мне было делать? Ведь вы знаете, какая я. Просто не могу сидеть в четырёх стенах, если чувствую в себе силы ещё что-то сделать, где-то поработать.

— Да-а…. Только вот с квартирой у нас очень плохо. Не знаю, сможете ли вы устроиться.

— Вот я и позвонила вам, думала, что вы мне как-нибудь поможете. Завтра думаю пойти в Поссовет. Может быть, они что-нибудь предложат.

— Ну что же, давайте. Позвоните мне. Может я что-нибудь, и придумаю для вас.

В поселковом Совете мне дали три адреса. Пошла.

Вот домик на краю небольшого озерка по улице Чепецкая. На стук выходит, еле шагая, седой старичок, за ним старушка. Я объясняю цель своего прихода.

— У нас уже живут двое. Муж с женой.

— Давно живут?

— Нет, недавно приехали.

— А до этого тоже жили?

— Жила девушка.

— И долго она у вас жила?

— Нет, недолго. Вот все так: поживут год-полтора, а потом им дают квартиру, и они уходят.

— Сколько же вы берёте за квартиру?

— Пять рублей с человека и машину дров.

«О! Это ещё и дрова надо доставать!» — испугалась я, а в памяти промелькнули дрова, доставляемые нам школой.

Иду дальше. Улица Пушкина. В прихожей указанного дома встречает пожилая женщина, как выяснилось, слепая. Маленькая комнатка, которую они сдают, тоже оказалась занятой работницей железной дороги.

— Когда не пьёт, всё-всё делает, а уж как получка, так и напивается. Даже ночевать не приходит, — рассказывает женщина о своей жиличке.

«Значит, и мне пришлось бы всё-всё делать по хозяйству за эту слепую. Для этого она и жильцов пускает». Это меня никак не устраивало.

Всю жизнь я старалась отдавать как можно больше времени общественной, государственной работе и как можно меньше домашней, хозяйственной, с которой и мирилась-то только потому, что без неё невозможно было поднять на ноги наших детей. Что делать было, если у нас нет ни общественной бани, ни прачечной, ни столовой, где бы можно было недорого накормить свою семью. Да если бы и были эти общественные заведения, я всё равно не смогла бы ими пользоваться, потому что не хватило бы средств для всей семьи на оплату этих услуг.

А сейчас снова закабалять себя частными домашними делами? Хватит ли у тебя средств на то, чтобы оставлять детям, платить за квартиру и бытовые услуги, чтобы иметь возможность безвозмездно отдавать свой труд обществу?

И где-то глубоко в сознании встал ответ: «Нет, не хватит».

«Ну что же, буду до минимума урезать свои потребности», — успокаивала я себя, продолжая упорно разыскивать квартиру.

Поиски привели на улицу Дзержинского. Дом 25а. Малюсенькая, похожая на баню, хибарка.

«Не может быть, чтобы здесь было место для квартиранта, — усомнилась я. — Наверное, вот в этом большом доме».

Он стоял около убогой хибарки, вросшей в землю как будто специально для того, чтобы оттенить её мизерные размеры.

Я решительно направилась к воротам большого дома.

— Здесь живёт Маслакова Шура? — спросила я вышедшего навстречу мне молодого, плотного мужчину лет 35.

— Это рядом, не здесь, — поспешно ответил он.

Уже просто для интереса заглянула в этот банеподобный домик рядом.

У дверей с «лентяйкой» в руках встретила меня женщина-инвалидка. Изуродованные пальцы, искривленные с вывернутыми локтями руки, култышки вместо ступней ног….

«Боже, какое уродство!» — подумалось мне.