Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Откуда же эта радость? Чем больше я стараюсь понять самоё себя, тем больше не понимаю. И что со мной творится, тоже не понимаю.

Нет, о душевном равновесии говорить ещё рано.

Как не хватает мне сейчас Авы. Умница моя. С ней можно было говорить почти обо всем: о музыке, о литературе, об искусстве, об отношениях между людьми, меньше о политике.

Мне нравилось её умение брать в человеке самое характерное и определять по нему суть его, нравилось природное, тонкое остроумие, которое заставляло от души смеяться. С ней интересно было сходить в кино и поделиться мнениями о нём, поделиться мнениями о прочитанном, просто о жизни. Ава, Ава, ты сейчас никогда не узнаешь, как часто я вспоминаю тебя.

Помню памятный разговор с ней о В.Г… Она мне всегда здоровой завистью завидовала, что я вот так могу куда-то спешить, торопиться. Так было и в этот приезд.

— Опять торопишься? Ну, беги, беги на свидание, — намекала она.

— Нет, Ава, — решительно и прямо ответила я. — Для меня В.Г. был только друг, самый близкий. К нему я могла пойти поделиться с любым вопросом. Он был ближе мне, чем брат. Как-то легко и свободно я чувствовала себя в его присутствии. Никакого стеснения или неловкости я в общении с ним не испытывала.

— А сейчас?

— А сейчас он начальник, руководитель и знать простых людей не хочет. К нему сейчас не подойдешь. Совсем другой он стал.

— Ну, всё равно должно же что-то в нём остаться от старого.

— Не знаю, Ава. Едва ли что осталось. Власть ведь портит людей.

Вот и сейчас не знаю, что и как он мне ответит. Даже понятия не имею. Ответит, конечно, вежливо, тактично, но едва ли от души.

А мне хочется, чтобы мне сказали, холодно ли, тепло ли, от души, чтобы почувствовала я, что действительно что-то значу, как человек, для другого человека.

И опять вспоминается…. Сидели как-то в райкоме на диване с Там. Мих. и она упрашивала меня написать в газету.

— Не могу. Руки опускаются.

— Все равно я заставлю вас писать.

Я усмехнулась:

— Силы не хватит.

— Конечно, не хватит, целый год не могу ничего заставить написать.

— Мне нужна сила больше вашей.

— Вроде В.Г.?

— Вроде В.Г., - твердо ответила я.

Незаметно было, приняла ли она всерьёз мой ответ. Скорее всего, нет.

А мне действительно нужна была сила В.Г… Сейчас не знаю, нужна ли эта сила.

Но откуда радость после разговора?

Нет, не каждому дано счастье, познать большое чувство, такое, что наполняет всю душу, что радует и согревает человека всю его жизнь. И такое чувство, я уверена, может быть в жизни только к одному человеку, чувство сильное и глубокое. Человек, вызвавший такое чувство, может гордиться собой, как и тот, который оказался способен на такое чувство.

А ответа всё нет…. Какая мука! Как было хорошо и как стало плохо. Даже в этом судьба мне отказывает. Как она щедро одаривает одних и как несправедлива к другим! «Человек своему счастью кузнец». Не всегда это так. Собственно чего я мучусь из-за ответа? Нет и не надо. Лучше, если и совсем не будет. Я уже устала в этой борьбе с самой собой. Хочется отдохнуть и забыться.

Вот и ответ. Правдивый, честный и прямой, откровенный. И написан он от души. Читала, и всё становилось на своё место.

Теперь понятна и та радость: снова я обретала друга, к которому пойти могу доверчиво с любым вопросом, у которого смогу найти поддержку. Нет, и письмо моё не искусственным было. Это я сама себя пыталась убедить в этом. Да, это была последняя надежда вернуть себе прежнего В.Г., потому что он стал частью моей души и без него не могло восстановиться в ней равновесие. Сразу стало как-то легко на душе, после его письма. Спасибо тебе хороший, большой Человек. Сейчас я, наверное, самая богатая на свете: у меня есть любящий муж, неглупые здоровые сыновья, в которых я буду продолжать жить, и хороший душевный друг, который по-прежнему относится ко мне, как и я к нему, с доверием и уважением.

Вот когда по-настоящему восстановилось душевное равновесие, появилось желание что-то делать. В чём оно выльется, пока не знаю. В душе пока тихая, покойная рябь. Я словно отдыхаю после тяжёлого пути. Отдыхаю, чтобы потом снова пуститься в путь.

Читаю и перечитываю его ответ. Все таки не отмахнулся, понял все, не посчитал для себя недостойными ответить и пошел на откровенный разговор, на такой, на какой только он один и может пойти по отношению ко мне, пойти как равный к равному, с доверием и уважением, как человек к человеку без различия, мужчина он или женщина. Вот в чём сила твоя, друг мой, для меня.

Но как дорого стоило мне вернуть его для себя, как друга! Как вообще мне всё трудно в жизни дается, даже дружба. Почему это?

Хочется поспорить, поговорить по письму, чтобы ничего не оставалось неясного, чтобы тверже, надежнее, увереннее я могла опереться на него, предупредить его, что если я ещё раз встречусь с его недоверием — это будет моя гибель. Он должен и это понять. Тёплое чувство к нему снова поднимается в душе, единственному и неповторимому, такому дорогому и нужному мне. Нет, без него бы я не смогла долго прожить. И хорошо, что он оказался таким, каким я хотела бы его видеть. Неправа я была. Чувствую себя сильнее, увереннее, словно вдохнули в меня снова жизнь.

Человек только тогда и живёт, когда он чем-то оправдывает своё существование, своё поведение, когда он уважает себя. Даже закоренелый преступник, если он потеряет уважение к самому себе, не находит оправдания своему существованию, или меняет своё поведение, свой образ жизни, или кончает жизнь самоубийством, если не может что-либо изменить в своей жизни. Так и я. С потерей уважения ко мне В.Г. я теряю уважение к самой себе, а без него мне становится просто невозможно жить. Я могла бы остаться жить, если бы убедилась окончательно, что он не тот, каким я его себе представляла, но не могла бы жить, пойми бы я, что он такой, каким я представляла его, но потерял уважение ко мне. Я счастливая тем, что он оказался таким, к какому я прониклась безграничным доверием и уважением, и тем, что он по-прежнему доверяет мне и уважает меня.

Спасибо тебе и будь здоров, дорогой мой человек!

Как не умеем ещё мы за частным видеть общее, в частном проявление общих закономерностей.

Была позавчера у Там. Андр. Разговорились о друзьях:

— Когда человека считаешь своим другом и когда уважаешь, очень его, бывает очень обидно несправедливое мнение его о себе, — говорит Там. Андр. — Вот и Сагида Мих. Как она могла так подумать обо мне?

— Вот и я так же, — невольно как-то сказалось у меня, — как он мог так подумать обо мне?

— Вы это о В.Г. наверное?

— Да, о нем. А как вы узнали?

— Я давно уже наблюдаю за вами. Вот вы как-то несколько раз подряд прослушала пластинку «Я люблю тебя, жизнь», когда узнали, что это любимая пластинка В.Г., а вчера с такой теплотой заговорили о нём.