Александр Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 2

Постоянное желание позвонить, узнать, чем занимается, поговорить, с чем-то поздравить, сделать что-то хорошее и постоянная мысль: «Нужно-то очень всё это ему, как прошлогодний снег».

«У вас не было молодости», — как-то сказал мне В.Г… Нет, неправда, была молодость, была дружба, были вечерние встречи, были и соловьи, поющие на рассвете. И как ни холодно, ни трудно было в те годы, согревались они хорошей дружбой с П.К… И хоть не было большого чувства в отношении к нему, я всегда вспоминаю о нём с теплотой. Как-то сложилась его жизнь с той, что была во всем похожа на меня, — как он писал, — только оказалась близко от него, а я далеко.

Нет, мне нужен В.Г… Без него я чувствовала бы себя очень одинока и неуютно в этом мире.

Третьи сутки перевернутое сено лежит под время от времени моросящим дождём, а мне хоть бы что. Олимпийское спокойствие!

В чём моя ошибка была и моё заблуждение?

Мне всегда казалось, что В.Г. хоть изредка, но вспоминает наш коллектив и меня с уважением и теплотой. Я же всегда относилась к нему с доверием и глубоким уважением. Никогда за всю мою жизнь ни он, ни кто-либо другой не слыхал, чтобы я отозвалась о В.Г. плохо или без уважения к нему, даже после случаев неуважительного отношения В.Г. ко мне. Всегда его передо мной оправдывала мысль: «Почему это он должен относиться к тебе с особым уважением, за какие такие заслуги? Тебе кто дороже, ты или он?» И всегда следовал ответ: «Конечно он. Его есть, за что любить и помнить о нём, а тебя вот не только уважать, но и помнить не за что».

Сейчас думаю: «Просто я не смогла оставить никакой памяти о себе в его душе, а он смог. И никто тут не виноват».

Сейчас он знает, что все эти годы носила его в своей душе, знает, что он мне нужен, но пройдет какое-то время и снова всё забудет, забудет и не вспомнит даже. Ну и пусть. Для меня он всё равно останется на всю жизнь единственным. Тут уж я сделать ничего не могу. Это выше сил моих. Боязнь стать для В.Г. навязчивой, надоедливой берёт верх над желанием общения с ним и, наверное, она все-таки победит.

В.Г. сделал для меня всё, что он смог. Вернее, я заставила сделать для меня то, что мне нужно было. Главный итог всего сделанного для меня: я хочу жить, я живая, я готова выполнить любую работу, я здорова.

Удивительно прямо: куда делся мой радикулит и моя гипертония? Их больше не стало, и я здорова.

Да, для меня наибольшая радость — общение с ним, но я едва ли осмелюсь ещё раз сама попросить времени для разговора, потому что не хочу быть эгоисткой по отношению к нему. Мне нужна такая беседа, подобная последней, а ему? Ему она, быть может, просто наказание. А я больше не хочу наказывать его. Вот если бы он захотел ещё раз поговорить так, как он говорил тогда, о, я бы всё отложила и приехала бы. Но он едва ли захочет этого. Ну и пусть. Всё равно он снова будет жить в душе жить до конца моей жизни. С этим я не в силах, что-либо сделать.

А так хочется поговорить по прочитанным произведениям, которые он мне рекомендовал! Поговорить, обменяться мнениями.

И мысль: а может ему вовсе не хочется и мои суждения по этой литературе, ну что ты будешь их кому-то навязывать.

В течении почти двух месяцев прикладывалась я к письму В.Г., как пьяница к бутылке. Хотелось сохранить его, как память. Но я и так помню каждую строчку его и не хочу, чтобы кто-то заглянул в него другой. Он же руководитель, и я не могу не считаться с ним. В.Г. не хотел, чтобы это письмо попало кому-то в руки, и я не могу рисковать его доверием. Все мы не застрахованы от смерти, а я не хочу, чтобы после меня, его кто-то обнаружил. Письмо сожгла. Сгорела только бумага, содержание же его осталось со мной. Сейчас можно быть и мне, и В.Г. спокойным: письмо уж больше никому никогда не попадёт в руки. Ну вот, дружище, я положила его очень далеко: на самое дно души, туда, где его никто не сможет обнаружить.

Сегодня целый день лежу в постели. Очередной приступ радикулита. Простыла на покосе. Нет, не так-то видимо легко отступают приобретённые болезни. До прошлого года я не знала, что такое радикулит. Вот узнала….

Перечитала снова своё дневник…. Перечитывала и попутно вспоминала последнюю беседу и письмо. В них я находила ответы на все мучившие меня вопросы. Сейчас уж и на своё 50-летие смотрю не как на время ухода из школы. Просто как на время, когда у меня больше будет свободного времени, при той же зарплате. Ни один человек, с кем я встречалась за это время, не верит, что я не буду работать, ни один не видит во мне пенсионерку. И хорошо. «Ну что, будете получать не меньше, чем сейчас, а работать меньше» — вот общее мнение. Самое главное — я стала прежней.

Только теперь я буду осторожнее. Буду, наверное, помнить всегда, что В.Г., снова может всё забыть, забыть и то, что заблуждался. Рядом с большим чувством к нему и великой благодарностью осталось в душе горечь от всего пережитого. Сколько здоровья потеряно! Да, слишком запоздала откровенность. Настоящим другом мне будет В.Г., помощью и поддержкой тогда, когда действительно захочет добраться до души, захочет хотя бы для того, чтобы действительно стать опорой и поддержкой. Больше я постараюсь не заставлять его сходить ко мне со своих высот, но буду бесконечно рада, если он сам захочет сойти ко мне.

Тогда, наверное, и вся горечь исчезнет. Вот тогда он мне будет настоящий друг самый родной и близкий, самая большая поддержка. Человек — творенье коллектива и полной жизнью он может жить только в коллективе. И пока у него есть возможность, он будет всегда стремиться в коллектив.

И ещё он — творение труда. И если человек — настоящий человек, он будет работать до последних сил, потому что только в труде он чувствует себя полноправным человеком коллектива. Если человек потерял способность трудиться, потерял возможность быть в коллективе или хотя бы чувство участия в жизни коллектива — он уже не человек, ему пора уходить из жизни.

С нетерпением жду, когда снова начнется учебный год, снова я вернусь в коллектив, вернусь прежней, такой, какую знали меня.

Иногда думаю: наверное я бы и без В.Г. нашла в себе силы войти в прежнею колею. И тут же мысль: не храбрись и не хвастайся, искала ведь эту силу в себе, ну и не нашла. И не найдешь, потому что её нет. Слишком долго он жил со мной в моей душе, слишком прочно прирос к ней. Мне уже не оторвать. Ну и пусть живёт. От этого нет никому никакого беспокойства, и не должно быть, а мне радостно.

Удивительно, насколько успокоилась, укрепилась нервная система. К моей великой радости, даже приступ радикулита прошёл без уколов и довольно быстро.

Как-то я буду чувствовать себя в новом учебном году? Раньше к думам о В.Г. никогда не примешивалась горечь. Он всегда жил во мне приветливый, доверительный, уважающий, тёплый, такой, каким он был в школе по отношению ко мне и каким был в ту последнюю беседу.