Майкл Каннингем - Край земли. Прогулка по Провинстауну

Если вы приедете в Провинстаун и все время проведете на суше, то не сможете всерьез утверждать, будто видели его, — как не могли бы сказать, что видели Нью-Мексико, если бы отправились в Санта-Фе и не покидали пределов города. Находясь в Провинстауне, недолго предположить, что океан — своего рода задник: мерцает там что-то, колышется, создает фон для местной торговли. Однако стоит оказаться меньше чем в полумиле от берега, как приходит осознание, что Провинстаун, хотя он шумен и ярко освещен, на самом деле не более чем помеха в безграничной, непостижимой жизни океана.

Непосредственно в центре города находится выход на пирс Макмиллана. Железнодорожные пути в свое время заканчивались у самого его края — туда прибывали пустые поезда, а уходили нагруженные китовым жиром, усом и костями. Это один из полдюжины уцелевших причалов — когда-то их было около шестидесяти — и до сих пор он используется в соответствии со своим предназначением, хотя это уже совсем не то, что было в самом начале. Здесь по-прежнему швартуются рыбацкие лодки, и часть того, что рыбаки способны добыть из истощенных вод, перерабатывается прямо на пристани.

По здешним меркам пирс огромен. Под настилом, среди коричневых стволов свай, облепленных мидиями и обрывками водорослей, царит вечная тень. Сверху это, по сути, широкая асфальтированная дорога, уходящая далеко от берега. С утра до ночи здесь снуют легковые и грузовые автомобили. Как и следует ожидать, на пирсе пахнет рыбой, но этот запах многослоен. Свежее и солоноватое прикрывает нечто смрадное — не только тухлятину, но и старое масло, но и снова и снова перегреваемые двигатели. Стоя на пирсе, можно увидеть рыб, плавающих в воде глубокого зеленовато-яшмового оттенка, — обычно лишь пескарей, но может и окунь промелькнуть, и луфарь. Здесь швартуется «Хинду» — восьмидесятилетняя шхуна, на которой туристы отправляются в двухчасовое плавание. Здесь же причаливают лодки для наблюдения за китами.

Рыболовство — одна из самых опасных профессий: смертность среди рыбаков почти в десять раз выше, чем среди пожарных и полицейских. Этим объясняется некоторая мрачность пирса Макмиллана, несмотря на все его туристические соблазны. Присутствие призраков здесь неявно, и все же оно безошибочно ощутимо: это пограничная зона между аляповатым уютом города и мерцающей бездной за его пределами. В дальнем конце пирса — небольшое скопление трейлеров для переработки рыбы, кабинка начальника порта и музей пиратского корабля «Уайда», посвященный нагруженному сокровищами судну капитана Кидда, затонувшему в водах у Уэлфлита. Вокруг — мачты выстроившихся в ряды небольших частных рыбацких лодок, названия которых, как правило, либо нежны, либо печальны: «Чико Джесс», «Джоан Том», «Вторая попытка», «Небесная синь».

Когда смотришь на рыбацкие лодки с пирса, они выглядят потрепанными и выцветшими, с множеством суровых отметин. Сейнеры уходят в море на недели, в любую погоду. Их палубы обычно завалены пластиковыми ведрами, пробковыми поплавками и грудами веревок и сетей, большинство из которых, состарившись, приобрели дымчато-каштановый оттенок. Океан и погода превращают то, что когда-то было белым, в серое или желтое, то, что когда-то было ярким — в меловое, а то, что когда-то было темным — в коричневато-черное. Цвет здесь обычно представлен парой новых оранжевых болотных сапог рыбака или саваном новой ажурной сети, белой или зеленой, которая еще не начала темнеть.

Дойдите до конца пирса. Там, как обычно, будут галдеть охочие до отбросов чайки. Мужчины, посмуглевшие от постоянного пребывания на воде, будут копошиться на своих лодках или стоять небольшими группами, разговаривая и попивая кофе из бумажных стаканчиков. С края пристани лучше видно волнорез, где по ночам гудит туманный горн; можно разглядеть его верхушку, жемчужно-белую от чаячьего дерьма, которое в таком количестве слегка фосфоресцирует. Дальше, за прогулочными лодками, стоящими на якоре в бухте, — Лонг-Пойнт. Оглянувшись назад, вы увидите длинную параболическую кривую города и океана. Это лучший способ, по-прежнему оставаясь на суше, осознать, насколько изящным и маленьким, трогательно несущественным выглядит Провинстаун — каким его, должно быть, видят киты, выныривая на поверхность вдалеке.

Я особенно люблю выходить на край пирса поздно вечером, когда здесь почти никого нет. В этот час можно услышать, как лодки трутся о сваи. Увидеть жесткий белый свет в кабинке начальника порта. На воде будут покачиваться чайки, множество чаек, гораздо более спокойных теперь, когда вся рыба схоронилась, — белеющих, как сигнальные буйки, загребающих ногами среди тусклой водянистой серости. На самом конце пирса стоит сверкающе-голубой торговый автомат «Пепси», мерцающий на фоне черной воды и черного звездного неба.

Основная часть коммерческой рыбной ловли в окрестностях Провинстауна теперь ведется огромными корпоративными судами с холодильными камерами размером с концертный зал, которые могут уходить далеко, в менее истощенные воды и оставаться там, пока не выполнят план по улову. На глубоководье все еще водится тунец, хотя и он в основном достается богатым рыбакам с дорогими снастями. Крупный тунец — он вырастает до двух с половиной метров и весит до пятисот пятидесяти килограммов — может принести до двадцати тысяч долларов; летом на пирсе Макмиллана отираются представители японских компаний, готовые купить отборные части лучшего тунца, чтобы тем же вечером переправить в Японию. Время от времени какой-нибудь местный герой вытаскивает тунца с маленькой лодчонки, но это редкие персонажи, достойные пера Хемингуэя. Взрослый тунец, скорее всего, окажется больше, чем ваша лодка. Как только вы его поймали, необходимо выстрелить ему в голову — как на скотобойне, — затем привязать его к борту и идти обратно к берегу. Такое случается редко.