Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

В 1937 году начал выходить второй «толстый» журнал «Русские записки» под редакцией П. Н. Милюкова (секретарь — М. В. Вишняк, издатель в прошлом эсер, богатый человек М. Н. Павловский). В заявлении от редакции П. Н. Милюков писал, что «Русские записки» «предполагают перейти от традиционного типа толстого журнала к типу, приближающемуся к обычным иностранным Revues, с подбором статей преимущественно актуального и информационного характера». Но ни к каким Revues «Русские записки» не перешли, так и оставшись вторым «толстым» журналом, но гораздо более бледным и односторонним. Особенностью «Русских записок» была их подчеркнутая «секулярность». Поэтому этот журнал и не мог захватить такой широкий спектр сотрудников, как «Современные записки». Такие писатели, как Бердяев, Федотов, Карташев и многие другие, для атеиста и позитивиста Павла Николаевича были табу. Не зря же А. А. Кизеветтер как-то назвал Милюкова — «семидесятилетним комсомольцем». В 1939 году из-за военных событий «Русские записки» оборвались на 21-й книге.

В противоположность «секулярным» «Русским запискам» в Париже выходили два серьезных журнала, посвященных религиозно-философским вопросам: «Путь», орган русской религиозной мысли, под редакцией Н. А. Бердяева при участии Б. П. Вышеславцева, издававшийся русской Религиозно-философской академией и «Новый град» под редакцией И. И. Бунакова (Фондаминского), Ф. А. Степуна и Г. П. Федотова, посвященный, если так можно сказать, христианизации общественной жизни. Участники его были новым явлением в русском мире — русскими христианами-демократами. В № 1 Г. П. Федотов писал: «Против фашизма и коммунизма мы защищаем вечную правду личности и ее свободы — прежде всего свободы духа». Но эти журналы, как и всю свободную печать русского Зарубежья, безвозвратно и начисто смела Вторая мировая война.

Но насколько в Париже русская печать была широко и разнообразно представлена, настолько русский Париж — в полную противоположность русскому Берлину — почему-то был беден русскими издательствами. Может быть, это вопрос курса франка — не знаю. Но больших издательств, как берлинские «Петрополис», «Слово», издательство З. Гржебина, «Медный всадник», издательство О. Дьяковой и другие, — в Париже не было. Возникали и почему-то быстро умирали: «Франко-русская печать», «Русская земля», «Родник», кое-что издал книжный магазин Я. Поволоцкого, издавало «Возрождение» (преимущественно своих сотрудников) — Шмелева, Чирикова, Сургучева, Лукаша, Ренникова и других. «Современные записки» издали, вероятно, книг полтораста-двести (тоже своих сотрудников) — Бунина, Зайцева, Осоргина, Степуна, Ходасевича, Милюкова, Ростовцева, Нольде, Вишняка, Маклакова, Тэффи, Сирина и других. ИМКА-пресс издавала, но только книги по религиозно-философским вопросам — Бердяева, Булгакова, Шестова и других. Так что в 20-х годах русские писатели-парижане часто издавались в Берлине, Праге, Белграде, Софии. А когда пришли «гитлеровские времена», везде в Европе русское зарубежное книжное дело резко упало. Въехав в Париж, я застал одно очень скромное, но все-таки действующее издательство — книжный магазин «Дом книги». Там я и издал две свои книги — «Дзержинский» и «Ораниенбург». Эта парижская бедность издательствами даже запечатлена И. А. Буниным в шуточной пародии:

Международное имя русскому театру было создано — именно здесь, в Париже — еще до революции, в 1912–1913 годах, «Русским балетом» С. П. Дягилева. В 30-х годах это эхо дягилевскои славы продолжалось, несмотря на неожиданную (на пятьдесят седьмом году) смерть создателя «Русского Балета», уже эмигранта, С. П. Дягилева. Дягилев умер не в Петербурге, не в Москве, а в любимой им Венеции, на Лидо, в «Отель де Бэн» и похоронен на венецианском кладбище на острове San Michèle. На надгробном камне вырезано по-русски: «Венеция, постоянная вдохновительница наших успокоений».

Из трех линий театра — драма, опера, балет — за рубежом русский балет был несравненно более долголетен и блестящ. Неудивительно. Природа искусства танца (как и музыка) международней, не связана ни языком, ни национальной почвой — как опера и особенно драма. А зритель танца — интернационален.

В эмиграции Дягилев восстановил свой балет в Монте-Карло в начале 1920-х годов. Выступали у него русские «звезды» первой величины: Тамара Карсавина (сестра замученного в советском концлагере известного философа Льва Платоновича Карсавина) {30} 30 О Т. Карсавиной хорошо записано у В. Н. Буниной: «Сегодня были завтрак у М. С. Цетлиной: чествовали Карсавину… Карсавина очень мила, проста той особенной простотой, какая бывает у некоторых знаменитостей, которые тактично не дают чувствовать окружающим — кто ты, а кто я. Карсавина не похожа на балерину…» («Устами Буниных», публ. М. Грин, 1981). , Бронислава Нижинская (балерина и хореограф), Ольга Спесивцева, Екатерина Девильер, Вера Трефилова, Лидия Лопухова, А. Никитина, Любовь Чернышева, Лидия Соколова, Вера Савина, Фелия Дубровская, Вера Немчинова (потрясшая «весь Париж» в балете «Les Biches», вызвав восторженную статью «самого» Жана Кокто, а он в балете был «свой человек» и «понимал толк»), Ида Рубинштейн, которая, впрочем, не столько танцевала, сколько «появлялась» на сцене, но «появлялась» удачно, Александра Данилова, Георгий Баланчин (позднее балетный завоеватель Америки), Сергей Лифарь (позднее руководитель балета парижской Гранд Опера), Леонид Мясин (танцовщик и хореограф), Борис Романов (танцовщик и хореограф), Николай Зверев (танцовщик и хореограф), Анатолий Вильзак, Станислав Идзиковский, Леон Войциковский и другие.

В своей статье Жан Кокто писал, что когда «эта очаровательная девушка вышла из-за кулис на пуантах ее длинных классических ног, мое сердце забилось. Я был поражен, как чудесно сумела она соединить классические фигуры с новыми жестами и движеньями плеч…»

В. Н. Немчинова рассказывает, что на первой репетиции «Les Biches», когда она начала танцевать в сшитом для нее длинном муслиновом платье (по рисунку Марии Лоренсен), Дягилев вдруг взял ножницы, подошел и обрезал платье, обнажив тем все ее ноги в трико. Так он предложил ей танцевать. По тем временам это было «неслыханно». Немчинова говорит, что сначало ей было стыдно, ей казалось, что она танцует почти голая. Но Дягилев знал, что делал. В «Les Biches» Немчинова имела оглушительный успех. Другие «лоретки» танцевали в длинных, необрезанных платьях.