Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Я не политик. Я предпочел бы писать другое. Но наше дьявольское время порой заставляет меня выступать с описаниями того, что скрывать я считаю себя не вправе. Так и сейчас изложил я факты и сделал краткие сопоставления — лишь потому, что по совести молчать о них больше не могу. Я не должен скрывать то, что известно мне о зарождении возвращенчества. Я обязан сказать, кем соблазнены и куда завлечены его вожди, а за ними и более широкие круги эмиграции.

Владислав Ходасевич»

Этим и закончу рассказ о «возвращенческой» иллюзии примирения.

В марте 1922 года в Берлине начала выходить ежедневная сменовеховская газета «Накануне» под редакцией профессоров Ю. Ключникова и Г. Кирдецова, при ближайшем участии профессоров С. Лукьянова, Ю. Потехина и Б. Дюшена. Сотрудниками «Накануне» стали некоторые видные эмигрантские писатели и журналисты — Алексей Толстой (редактор «Литературного приложения»), А. С. Яшенко (редактор «Научного приложения»), Ив. Соколов-Микитов, А. Дроздов, А. Ветлугин (Рындзюк), Нина Петровская (Рената из «Огненного ангела»), Н. Василевский (Не-Буква), экономист Бугман, репортеры Вольский, Шенфельд (Россов) и другие. В эмиграции газета встретила недружелюбное отношение, ибо идея «примирения с советской властью» массой эмиграции не разделялась. Не знаю, кто финансировал «Накануне», но думаю — через какое-нибудь подставное лицо она издавалась на советские деньги. Для сменовеховцев, звавших к примирению с властью и возвращению в Россию, эти деньги не были «бубновым тузом». Для массы же антибольшевицкой эмиграции (совершенно правильно!) были.

Станкевичи тогда жили еще в Берлине, и В.Б. хотел начать сотрудничать в «Накануне», что вызвало резкое сопротивление Наталии Владимировны. Она ни за что не хотела, чтобы В.Б., получил наименование «сменовеховца», хотя по сути сменовеховцы стояли на той же позиции примирения, что и журнал Станкевича «Жизнь». Помню, генеральное сражение у Станкевичей было при мне. Владимир Бенедиктович его проиграл. Но не столько из-за доводов Наталии Владимировны, сколько из-за довода В. С. Войтинского, Войтинский говорил Станкевичу так: «Владимир Бенедиктович, я понимаю вашу точку зрения, понимаю вашу политическую позицию, но если вы хотите сотрудничать с советской властью, то есть писать для советского читателя, то лучше пишите прямо в „Известиях“, чем в „Накануне“, потому что „Накануне“ — это большевицкий политический „камуфляж“. Попробуйте писать прямо туда, в „Известия“». Довод Войтинского подействовал. В.Б. отказался от того, чтобы стать сотрудником «Накануне». Но и в «Известиях», конечно, никогда не писал.

Я сотрудником «Накануне» стал. И произошло это так. К нам в «Новую русскую книгу» как-то пришел Алексей Толстой, уже редактировавший «Литературное приложение». В разговоре спросил меня: «Роман Гуль, нет ли у вас чего-нибудь для „Литературного приложения“? Я слышал, вы роман пишете?» — «Романа не пишу, а некую повесть пишу». — «Вот и великолепно! Дайте отрывок для „Литературного приложения“». — «Хорошо, что-нибудь выберу».

Я дал Толстому отрывок из повести «В рассеянии сущие», который появился в ближайшем номере «Литературного приложения» к «Накануне» от 22 мая 1922 года. У кое-кого из моих знакомых это вызвало некий «взрыв». Но, конечно, не коснулось моих друзей — Станкевичей, Николаевского и других. А в правление «Союза русских писателей и журналистов» Владимир Евгеньевич Татаринов (в прошлом харьковский журналист) подал тогда письменное заявление, предлагая исключить из «Союза» всех сотрудников «Накануне». Думаю, он по-своему был совершенно прав. Но судьбе было угодно над этим его «действом» улыбнуться. В 1947 году в Париже в правление «Союза русских писателей и журналистов» я и С. П. Мельгунов (члены правления) подали составленное мной заявление об исключении из «Союза» всех членов «Союза советских патриотов» и сотрудников газеты «Советский патриот», выходившей в Париже. Общее собрание состоялось, и «советские патриоты» были, по-моему и Мельгунова предложению, исключены. Среди них оказался и Владимир Евгеньевич Татаринов, в те дни ставший архисоветским патриотом и фактическим редактором пробольшевицкой газеты на русском языке «Русские новости», выходившей также в Париже. Вместе с своим другом Арсением Федоровичем Ступницким В. Татаринов был вхож тогда в советское посольство, вместе с А. Ф. Ступницким загонял на прием к совпослу Богомолову В. А. Маклакова. Так что мы с Татариновым через 25 лет «обменялись ролями», но, «без лести преданным» и «своим в доску», каким оказался В. Е. Татаринов в Париже, я никогда не был.

Итак, в Берлине 1922 года состоялось общее собрание «Союза писателей и журналистов», на повестке которого стояло исключение сотрудников «Накануне». Постоянным сотрудником «Накануне» я тогда не был, но так как я там напечатался, то счел для себя правильным прийти на собрание и быть тоже исключенным. Надо сказать, что в «Союзе» у меня было много друзей, которые моего исключения не хотели. За несколько дней до собрания ко мне пришел Юрий Офросимов и сказал примерно так: «Роман, многие не хотят тебя исключать, и мне сам Гессен сказал, чтобы я предложил тебе просто подать заявление о выходе. И все».

Тут я должен сделать экскурс в область своей психологии и характера. Говорят, во мне есть некая закидчивость и «любовь к сражению». Некоторые называли это даже «неистовостью», «неуемностью» и прочим. Это не совсем так. Я просто не люблю (и даже не терплю) стадности. И это с отроческих лет. Я всегда хотел и хочу по своей «по глупой волюшке пожить», я — фанатик своей собственной свободы и посему в жизни часто шел «поверх барьеров». Так, бросив все, я ушел в Ледяной поход. Так я ушел из Добровольческой армии. Так я отказался ехать в гражданскую войну из Германии и остался в ней дровосеком.

Так я написал «Ледяной поход». Вот и тут я «закинулся», если хотите. Я сказал Юрию, что с «черного хода» уходить из «Союза» не хочу. А поэтому я не только не подам никакого заявления о выходе, но приду на общее собрание и во всеуслышание попрошу об одновременном со мной исключении редактора «Руля» профессора А. Каминки за его торговлю с большевиками целлюлозой в Прибалтике и главного редактора «Руля» И. Б. Гессена за то, что он, как я слышал, посетил в Берлине приехавшего из Ленинграда представителя Госиздата коммуниста Илью Ионова, предлагая ему купить книги, изданные Гессеном в издательстве «Слово». Кстати, через несколько лет, когда однажды К. Федин познакомил меня в Берлине с И. Ионовым, последний этот факт подтвердил. Юрий Офросимов был человек не только уж не закидчивый, но даже, к сожалению, несколько трусоватый. «Роман, — взмолился он, — ради Бога, ты же лезешь на рожон, на скандал. Зачем это нужно?» «Я не знаю, зачем и кому это нужно, — сказал я, — но так и передай Гессену, что я сделаю именно так, как я тебе сказал». Юрий был удручен, но увидел, что меня тут не сломишь.