Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.
- Название:Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ирина Богат Array
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:978-5-8159-0948-9, 978-5-8159-0950-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг. краткое содержание
Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг. - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Князь Николай Николаевич Хованский, в самом дружеском письме, предлагает мне место Могилевского губернатора. Не пожелав московского, я верно туда не поеду: перевозка и обзаведение стоили бы много денег, а где их взять? Выгоды, удобства, приятности не существуют. Князь Николай Николаевич писал тестю, прося меня уговорить; я тестю отвечал запиской, которую он, верно, в оригинале туда пошлет: благодарю за память обо мне и лестный отзыв, но что я отказал Воронцову выгоднейшее еще место, дав ему тогда же слово вне Москвы иначе не служить, как под его начальством. Из белорусских самая несчастная губерния – Могилевская: губернатора ругают и терзают или главная квартира 1-й армии, или помощники; обоим не угодишь. Ежели ехать в Белоруссию, то лучше, чтобы жить там в деревне; это очень у меня бродит в голове и решится непременно в этот год.
Александр. Москва, 12 сентября 1824 года
Ты не ошибся, что Каменский [Дмитрий Николаевич] едет к вам искать губернаторства. Не хочет и он предложенного мне Могилевского. Уступаю ему охотно обеими руками; но князь Николай Николаевич не хочет, чтобы знали об этом. Я полагаю, что князь теперешним недоволен. Что узнаю о государевом путешествии, буду тебе сообщать.
Ох, Тургенев! Все тот же. Просил меня быть к нему пораньше сегодня: будем одни и наговоримся досыта. «Я тебе расскажу свою историю, которая нелепа и смешна, то есть не смешна совсем; приходи пораньше». Я явился в 9 часов и нашел, что одной рукою пишет, другой завтракает. «Лаврушка, кофею! Садись, брат, вот сейчас, только кончу письмо (переписывает даме письмо с французского брульона), ты прочтешь и поправишь (пишет), посылаю гостинцы дамам Верам, Софьям, Надеждам, чай пролил на бумаги, а чернильницу, к счастью, – только на стихи Лавиня на смерть Байрона. Лаврушка! Скорее сургучу, да попроси клеенки у матушки или что-нибудь завернуть посылки». Только что стал оканчивать, является профессор университетский. «Проси немного погодить; скажи, что одеваюсь, а не сказывай, что Булгаков здесь». Я пью кофей. Входит поп приходской. «Ну, Лаврушка, попроси профессора; скажи, что я было оделся, да опять разделся». Стал приходить всякий народ. «Ах, батюшки! К Вяземскому пора; едем навстречу к княгине, а ежели не поеду, то буду к тебе». – «Где обедаешь?» – «Не знаю! Дома». – «Как дома?» – «Вот я и забыл, что обедаем у Ивана Ивановича Дмитриева, ежели не Василия Львовича Пушкина».
Экий человек! Вот и умен, и добр, и честен, но этакая ли голова, а часто и язык, должны быть у директора департамента? Тургенев очень далеко мог бы идти, но поведение его истинно одобрить нельзя. Не разбирает, перед кем что говорить надобно и можно, а это все передается дальше с прибавлениями. Рушковскому при всех начал подпускать шуточки насчет писем; совсем это не у места для должностного. Я даже удивляюсь, как он так долго был при своем месте. Я люблю душевно Александра; душа, конечно, ангельская, готовая всегда к добру, но в службе это недостаточно. Не время теперь говорить это, но так сорвалось, болтая с тобою. Ужо хотел он быть к вам и, верно, обманет: все мешают, то один, то другой; тормошат.
Константин. С.-Петербург, 18 сентября 1824 года
Вчера показывал нам Егор Васильевич Монетный двор, возобновленный после пожара, который года с два или три тому назад многое там истребил. Паровая машина, сделанная здесь Кларком и имеющая силу 64-х лошадей, чудесная. Вообрази, что половину почти всех колес Монетного двора приводит в действие без всякого шума. Вообще и тут, как в Горном корпусе, есть что посмотреть. При нас вычеканили медаль на рождение нашего государя, и всем нам подарил по штуке директор. С одной стороны – изображение Екатерины, с другой – она держит младенца в руках, на которого сияют лучи с неба, с надписью: «Дар небес». Там мы натурально принуждены были позавтракать, наглядевшись всего досыта, также досыта и покушать, так что хоть я и сидел за столом у своей именинницы Софьи, но есть ничего не мог. Балыи замучил вопросами всех там бывших и кончил тем, что заказал себе модель паровой машины в силу одной лошади и за 2000 рублей. Также – собрание всех медалей с самого начала, на Монетном дворе выбитых, из бронзы. Каков же наш приятель! Впрочем, это недорого, по 2 рубля штука, а их штук с 350. Ему хочется со временем иметь их серебром; коллекция весьма интересная.
Александр. Семердино, 21 сентября 1824 года
Встаю рано, работаю над «Записками» Метаксы, кои совсем переменил после находки ушаковских бумаг (не выкопаешь ли где-нибудь, как-нибудь портрет адмирала Ушакова?). Там встает жена, завтракаем, потом твержу с детьми итальянский язык, а жена – французский, после все едем гулять, набирать орехи, коих бездна, после обедаем. Наташа ложится спать, а я курю и читаю газеты, езжу верхом. Она просыпается, идем опять походить или на поле – смотреть работы крестьянские; дети после качаются на качелях, а я пишу, что случится. Там пьем чай, там начинается чтение в ролях Флорианова театра. Как устанем читать, примемся играть, в басни Эзоповы (род игры очень занимательной): играем мы в орехи, всякий ставит по 50 в пулю.
Я получил длинное, смешное, дружеское письмо от графа Федора Васильевича. Говорит, что князь Масальский принимает серные и железные ванны и что он сделается через неделю непременно или гвоздочком, или спичкой серною. Мы очень смеялись этой мысли. Также пишет, что графиня Авдотья Ивановна Воронцова скончалась. «Ей сделали, – сказал он, – надрез на ноге, и, кажется, гангрена положила конец ее страданиям». Наша экс-Бальменша наследует 600 душ очень хороших. Она на сносе брюхата, а потому и не могла приехать к тетке.
Константин. С.-Петербург, 23 сентября 1824 года
Сейчас приехал я от своего князя. Он с Каменного острова переехал в город, еще раз, но уже в последний: съездит в Царское Село, а там совсем поселится в городском доме. Я поехал к нему на минуту, а пробыл часа с полтора, мешая дело с безделием. Много он мне рассказывал анекдотов об Екатерине. Вот бы ему написать собрание оных.
Сказывал ли я тебе парижские каламбуры, между прочим – покойного короля? Спросили у него, за несколько дней до смерти, пароль и отзыв для стражи. Он минуту подумал и сказал: «Сен-Дени (где их хоронят) и Живе [131] Город во Франции, точно так же звучит по-французски фраза: «Я отправляюсь туда».
». Как он умирал, то сказал: «Людовик умрет, а скоро явится Карл X». Газеты наполнены речами, комплиментами, ответами короля, из которых более всех мне понравился тот, где он говорит: «Все, чего я желаю, это чтобы никто не заметил перемены царствования».
Константин. С.-Петербург, 26 сентября 1824 года
Вчера, только что я собрался в четыре часа ехать обедать к имениннику или, лучше сказать, именинникам, князьям Сергеям Голицыным, как получил из Ковны эстафету с известием, что великая княгиня Анна Павловна ускорила свой маршрут и сегодня уже будет ночевать в Ямбурге, а завтра изволит прибыть в Гатчину, и надобно ей со светом 120 лошадей, да придворным, да выезжающим навстречу генерал-адъютанту Чернышеву, голландскому поверенному в делах и проч. также лошадей много. Что тут делать? Послал к губернатору, тот тоже вскочил; ибо мы не прежде ждали, как к 30-му или еще позже. Он поскакал тотчас на тракт, где, к счастью, и у нас был Добровольский для осмотра дворцов.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: