Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Освещение было великолепно – как в зале, так и на фасаде Собрания. Не знаю, ужинал ли принц и до которого часа пробыл там, ибо я уехал к тестю за женою. Вчерашний обед у князя Сергея Михайловича Голицына был, говорят, царский, великолепием и редкостями: тут были абрикосы, персики, вишни, земляника, малина и вообще все фрукты, как среди лета. Сегодня был также принц в дворцовом саду, а завтра будет вечер и бал у графа Петра Александровича Толстого.

Александр. Москва, 6 мая 1825 года

Вчера был я на балу у князя Дмитрия Владимировича. Праздник хоть куда! Прекрасное освещение, лакомства кучами таскали, дамы одеты щегольски и богато, мужчины с лентами через плечо; танцевали в обеих залах в одно время, в каждой по оркестру, игравшему ту же музыку. Большой широкий коридор, соединяющий кабинет с библиотекой, был убран боскетом, цветов бездна; на многих розанах сидели бабочки разных цветов, так хорошо сделанные, что хотелось проходящим в польском мамзелям ловить их. Башилов попался в сию ловушку. В польском, шедшем мимо меня, покуда играл я в вист, насчитал я 76 пар. Танцы не прерывались, ибо ужин был накрыт в двух других залах и двух комнатах. Одним словом, славный праздник. Князь Сергей сказал бы: «Хорошо, хорошо, барски!» Принц был очень весел и танцевал котильон с меньшою Мосоловой, которая подлинно прелестна. Видел я тут новую эдицию Шульгина: довольно еще молод и молодцеват, в башмаках и танцевал.

Здесь получено печальное известие, что несчастный молодой Лаваль застрелился в Пензе. Вчера сказывал мне князь Никита, и я не верил; но Лоден получил письмо от Лубяновского, губернатора, извещающего его о сем. Эта смерть лежит на совести матери, она привела его в это отчаяние. На месте матери я сказал бы: «У вас ничего еще нет, вы ничем не располагаете; как только ваше достояние к вам возвратится, оплачивайте тогда свои безумства».

Александр. Москва, 7 мая 1825 года

Принц не уехал еще. Теперь осматривает пожарную команду на Девичьем поле, а потом едет в Коломенское, по приглашению присланной оттуда депутации; в путь отправляется в 9 часов вечера, завтра будет осматривать поле сражения при Бородине.

Уверяют, что Шульгин купил развалившийся какой-то дом, куда положил на 300 рублей соломы, и что все это сожжется, чтобы показать принцу деятельность полиции и труб. Вчера говорили, что дом стоит 1200 рублей, а теперь Мосолова уверяет, что 7000 рублей. Накануне оставления своего места – не верю, чтобы Шульгин стал так убытчиться.

Вчера Зинаида не была на балу: смерть бедного Лаваля очень ее встревожила. Говорят, что он оставил письмо к отцу.

Александр. Москва, 8 мая 1825 года

Принц вчера был в Царицыне и Коломенском, смотрел пожарную команду, кушал дома, был после, в 9 часов, на гулянье в Летнем саду. В полночь пустился в путь. Услуге своей дворцовой пожаловал 150 червонных, кой-кому табакерки, например, берейтору. Гедеонов получил, говорят, табакерку с бриллиантами, Юшков – подарок.

Александр. Москва, 11 мая 1825 года

Я сегодня заезжал к Каменскому, чтобы ему передать твою благодарность за Сенявина, но не нашел его дома. Хотел также разведать, правда ли, что рассказывали о крестьянах его, взбунтовавшихся будто и приславших ему в пакете общипанную бороду его старосты. А в Пензенской губернии точно есть большие беспорядки, мужики бегают сотнями и отказываются платить оброки; все говорят о какой-то новой земле, куда уходят. И Фавсту пишут о сем очень подробно из его деревни; но у него, слава Богу, покойно.

Александр. Москва, 13 мая 1825 года

Крайне сожалею о кончине Аркадия Алексеевича Столыпина; хотя по болезненному его состоянию нельзя было предвидеть, что он долго проживет, все-таки жаль, яко доброго человека и хорошего сенатора. Он, будучи здесь еще обер-прокурором, много нам помог в деле нашем. Все очень о нем сожалеют.

Здесь другая смерть также обратила на себя внимание целого города: молодая, прекрасная Потемкина, жена генерал-адъютанта, скончалась вчера в два часа. В Английском клубе не было иного разговора.

Александр. Москва, 16 мая 1825 года

Алексей Михайлович Пушкин очень плох. По-моему, родные его очень дурно взялись, чтобы склонить его исполнить долг христианина. Сестра [княгиня Варвара Михайловна Гагарина] и все родные, не говоря ни слова наперед об опасности его положения, о долге всякого честного человека и христианина, вдруг вошли к нему толпою, с попом в ризе, и, став на колени, стали просить, чтобы причастился. Он испугался сперва, а потом стал ругаться и всех их прогнал вон. В таких случаях надобно действовать через убеждение, а не сюрпризом или силою. Как из святого дела делать комедию? Больной не во всякое время готов совершить такой серьезный шаг; ему надобно собраться, долг свой не исполняют вот так, будто лекарство глотают. Все испортив, они прибегли к старому князю Юрию Владимировичу Долгорукову [139] Бездетная сестра князя Ю.В.Долгорукова, Прасковья Владимировна Мелиссино, будучи дружна с матерью А.М.Пушкина (которая уехала в Сибирь с сосланным туда за изготовление фальшивых ассигнаций своим супругом), взяла к себе на воспитание А.М.Пушкина. , который приехал к больному, и тот в конце концов согласился, а как пришли его с тем поздравить, он отвечал, ко всеобщему удивлению: «Да я не оставался никогда двух лет без исповеди и причастия. Что вы меня поздравляете? Надо быть дурам, как вы все, чтобы думать, что я вас тотчас бы послушал». Между тем сцена эта очень великий сделала ему вред, и сказывают, что долго он не протянет, ибо кровообращение нарушено и не налаживается; у него было много апоплексических приступов в последние два дня.

Александр. Москва, 18 мая 1825 года

Как мила наша новая великая княгиня! Я уверен наперед, что ты был доволен своей аудиенцией. Кто бы думал, чтобы дама, да еще и великая княгиня, имела такие сведения по минералогии, как Анна Павловна. Говорят, что при посещении Горного корпуса в Петербурге ее высочество озадачила многих профессоров.

Мысль твоя о мостовых подрядом, то есть компанией, очень справедлива, да и многое у нас не так. Например, часто думаю я, отчего аптекари, которые у нас в 10 лет наживают огромную фортуну, ничего не платят в казну? Князя Федора Сергеевича Голицына тверской дом или, лучше сказать, дворец весь нанимается аптекою. В других землях за одну привилегию платят страшные суммы. У аптекарей, как в кабаках, беспрестанная выручка на чистые деньги; лупят, что хотят, никто их не ревизует, а кто же пойдет жаловаться, что дорого взяли за лекарство, когда дело идет о спасении жизни жены, отца или сына, и когда не знаешь, даже примерно, чего могут стоить специи, входящие в лекарство? Аптекари ужасно богатеют без всякого труда, а бедный мещанин или мелкий купец бьется, как собака, чтобы ему накопить, чем платить подати свои, ныне вновь требуемые.