Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Ничто Потемкину, если Гагарин купит портрет его жены: бросает деньги, а где честь требует, чтобы тотчас расплатиться, о том не думает. С Нессельроде поедут Северин, Матушевич, Фонтон, Миллер, Сакен и милый Кудрявский; по крайней мере, так слышно.

Государь говорил Воронцову с похвалою об иностранной почте. Спрашивал его: «Идет ли из Одессы почта с тою же скоростью, что иностранная, чем мы обязаны заведениям Булгакова?» Это очень мне приятно; но, правду сказать, иностранная идет чудесно: Андерсен получил из Лондона письмо в 14 дней, что даже нелегко с курьером. Слава Богу, что так хорошо удалась наша конвенция.

Александр. Москва, 14 июля 1822 года

Вот как дело-то было. Я поехал к Вяземскому в Остафьево с Жихаревым, Нечаевым и моим Ваською в четвероместной карете, в час пополудни. 23 версты – неважное расстояние; но дорога дурна, и мы приехали незадолго до обеда, за которым было нас более сорока человек. Большая часть гостей явилась к вечеру. Пили здоровье новорожденного, и палили пушки. После кофею пустились с трубками по воде на ту сторону пруда, на большой луг, где были всякие качели, хороводы и народный праздник. Наши дамы качались, а я принялся за свою любимую игрушку – кидать пряники: сел на круглые качели, меня подняли наверх и держали качальщики все в этом положении, а я оттуда, то есть с полета, кидал пряники и пользовался прелестною картиною.

К восьми часам возвратились в дом, который скорее назвать можно дворцом: большое каменное здание, соединяющееся с двумя флигелями посредством колоннад. Пили чай, стало много наезжать соседей и из Москвы. Были тут: Неелова с двумя барышнями, графиня Потемкина, графиня Гудович с сестрою, Всеволожская с сестрою, княгиней Тру-бецкою, Четвертинские и проч., со множеством молодежи. Юлия Александровна, как ни спешила, не могла приехать прежде девяти часов. Как явилась с мамзель Элен и Софьею Урусовой, тотчас сигнал для театра. В первой пьесе – «Роман на час» – играли очень хорошо княгиня Вера, молодой Ваксель и мамзель Ирен, француженка, живущая у Бартеневой. Вторая пьеса была «Портной Руссо». Обе Пушкиных там были прелестны. Василий Львович играл роль финансиста, пристрастившегося к почестям, титулам и глупого. Алексей Михайлович Пушкин играл портного и сильно нас позабавил! Его ролью было мистифицировать финансиста; однако же он только это и делает в жизни всякий раз, как встречает доброго и доверчивого Василия Львовича. После спектакля спели новорожденному русские и французские куплеты.

После спектакля начали бал, который продолжался до пяти часов утра. Перед ужином был фейерверк, который не очень удался. Многие уехали после бала, но я себя почувствовал таким уставшим, да и мои товарищи также, что мы решились поспать несколько часов; а вышло, как мы проснулись, что 11 часов. Мы позавтракали в саду. Тут стали меня мучить, упрашивать остаться еще день, но я никак не мог согласиться ради почты и Наташи. Жихарева уломали; я оставил ему вместо себя Василия Львовича, у коего взял карету, и возвратился в ней в город; написал тебе несколько строк, поехал к Юлии Александровне – с ней проститься, ее уже не нашел, – уехала к вам; воротился я домой и завалился спать. Доброму графу Каподистрии и обществу его я очень благодарен за память обо мне. История покойного Ключарева с деньгами Гудовича сделалась гласною; почтамтские мне говорили, что это правда и что Ключарев оставил более 600 тысяч долгу!

Константин. С.-Петербург, 14 июля 1822 года

Воронцов сегодня непременно едет; я еще с ним не простился. Он мне дает свой бюст и жены его, очень похожие.

Вчера позывал было он меня обедать к барону Николаи, но мне недосуг было; не очень хотелось, и притом обещал я жене обедать с нею у Вакарески.

Вечером, по обыкновению четверговому, был я в лотерейной комиссии, а потом собрался играть в бильярд, и милый Воронцов приехал с женою проститься.

Граф Каподистрия, как говорят (ибо с ним не удалось мне еще говорить о сем), воспользуется временем, пока продолжится конгресс [то есть конгресс Веронский], чтобы ехать к водам. Бессарабскому губернатору Катаказию пожалован орден Св. Анны 1 класса. Князь Лопухин сегодня едет в Порхов в свои деревни на вакантное время. Он было хотел ехать в Киев, но отменил. Барону Николаи пожалована аренда. Он вчера вечером был у меня; едет в свою деревню в Финляндию, а после – в Копенгаген.

Все ожидаю доходов из почт-директорской деревни, а она, кроме издержек, ничего мне не приносила до сих пор. Досадно очень. Отдал бы ее в аренду, но на неопределенное время кто возьмет? Положить еще на оброк, не будут выплачивать мужики; опять хлопоты, и прибыли никакой. Ох уж эти денежные дела, – крепко мне надоели. Но, впрочем, без хлопот мы слишком счастливы были бы на свете; надобно уметь их переносить.

Константин. С.-Петербург, 15 июля 1822 года

Вчера вечером был я у Салтыкова. Там был один персиянин, едущий с поручениями от шаха в Лондон и Париж, человек умный, говорит хорошо по-французски, а еще лучше по-английски, рассуждает очень хорошо и чрезмерно вежлив. Не нахвалится милостивым приемом государя. Увидев портрет императрицы Екатерины, сказал: «Так вот сия великая государыня, которая столько сделала и так хорошо подготовила славу России». Смотря на портреты Петра I: «Какой красивый мужчина! Невозможно забыть остроумные слова, сказанные им о Карле XII: “Побив нас, мой кузен Карл научит нас, как взяться за дело, чтобы одолеть его”». Хвалит очень Мазаровича [нашего посланника в Персии].

Константин. С.-Петербург или, лучше сказать, Петровский остров, 16 июля 1822 года

Кто на место Инзова, не знаю; я бы поручил гражданское управление Сабанееву, оставив ему и командование над корпусом. Он бы управился, ибо человек умный, честный и усердный.

Воронцов вчера уехал. Он мне делает большое одолжение: при первой вакансии берет Костаки [то есть Варлама, брата жены К.Я.Булгакова] к себе в адъютанты, спасибо ему.

Александр. Москва, 17 июля 1822 года

Сегодняшний день самый беспутный для меня, любезнейший друг, и вот почему. Обещав давно княгине, а еще более в угождение моей жене, поехал я вчера поутру к тестю в подмосковную, то есть в княгинину, Бароново именуемую. Там пробыл целый день, удержали ужинать, а там удерживали и ночевать; но ни я, ни оба Афросимовы (на коих животах я и ездил туда) никак не согласились, и мы по весьма темной ночи пустились в двенадцатом часу в Москву, имели недогадливость не взять провожатого, немного поплутали, попали опять на дорогу, заснули все трое крепким сном и проснулись только на Поклонной горе. Сюда прибыли мы в четвертом часу утра. Как я лег спать, так и проспал до двенадцати часов.

Мне предстоит ехать обедать в слободу к Пушкиным, Варенькино рожденье и свадебный пир; а там надобно вырваться поранее, заехать посмотреть на домашних, а там в оперу итальянскую, которая закроется на месяц, да к тому же еще и дают мою любезную «Ченерентолу». Стало быть, то только и будет написано, что теперь напишу. Это мне не по душе. Я получил от тебя №№ 37 и 38. Давай-ка поскорее отвечать. Князь Дмитрий Владимирович в восхищении, что вы помышляете о распространении дилижансов; он все этого добивался у Рушковского, а этот в восхищении, что ему останется только исполнять то, что положено будет вами. Один только граф П.А.Толстой находит, что это подрыв ямщикам; но князь Дмитрий Владимирович ему сказал: «Да почему же вы думаете о выгоде ямщиков и не думаете о великих преимуществах, кои представят дилижансы для бедных чиновников, купцов, артистов, иностранцев, слуг и вообще всего класса людей, у коих нет ни денег, ни протекции?»