Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Я читал отношение губернского маршала Цехановецкого к графу Кочубею относительно обеспечения на будущее время благосостояния жителей Витебской губернии. Он подробно описывает ее положение, и сколь она обременена разными налогами и повинностями. По его расчетам, всякая ревизская душа в имениях, кои заложены в Воспитательном доме (а заложены почти все), платить должна ежегодно 35 рублей. Это ужасный оброк для здешнего нехлебородного края.

Ефимом я доволен. Его труды были неусыпны, и я не имею ни единой жалобы на него, хотя мужики здешние великие охотники тревожить помещиков просьбами не дельными. Кузьма жив и все такой же пьяница; иначе не говорит, как пословицами. Я сказал ему, что велю его высечь за то, что пьет, а он отвечает: «Так и должно: где священник, там праздник, а где господин, тут гроза! И Яков Иванович покойный, когда меня не ласкал, то бивал».

Константин. С.-Петербург, 18 октября 1822 года

Закревский болен, простудился, приставлял пиявки к деснам, которые распухли, и сидит дома. Я вчера долго у него был. Он при мне получил письмо из Венеции, от жены. Тесть дорогой нашел средство и там купить три манускрипта. Хвалит, как все дешево. Дочь его удерживает от покупок; хорошо, как бы и пример ему показывала собой, но этому мудрено поверить.

Константин. С.-Петербург, 20 октября 1822 года

Вчера был у меня Любомирский, что женат на графине Толстой. Он приехал из Каменца и где-то по Белорусскому тракту, на большой дороге, в лесу наехал на казнь. Там поймали разбойника с шайкою, и атамана секли кнутом на месте преступления, а товарищи его в цепях смотрели. Я точно слыхал, что где-то – кажется, в Псковской губернии, – шалили.

Александр. Смоленск, 23 октября 1822 года

Отчаяние всех винокуров заставило маршала нашего отнестись к графу Д.А. [Гурьеву, министру финансов] и к вице-губернатору, прося ту же отсрочку, о коей я приватно писал к Баранову, требуя его содействия и совета. Фирсов говорит, что здесь отсрочка поставщикам сделана; зачем же отказать нам, тогда как у казны недостатка в вине нет, и не пьют и того, которое у нее есть? Все, что можно было сделать в пользу мужиков, мы сделали; до моего приезда дано им было на пропитание 270 четвертей ржи, нашим хлебом засеяны их поля, а теперь для прокормления их до весны и для гонки вина нужно будет купить еще около 1000 четвертей ржи. Цены ужасные: в Велиже по 20 рублей четверть; мы посылали в Вязьму и там нашли по 13 рублей, но надобно доставить домой. Надобно это как-нибудь на своих лошадях свезти. Купили только 100 четвертей, ибо нет денег; да может, с путем будет и дешевле. Все, что только может составить доход, все употреблено нами. Поставили мы быков со 100 на корм, благо сена много; дешевле их не продадим 60 рублей штуку; по окончании поставки винной получить еще следует от казны 8000 рублей, продается немного овса, вина дома, коровы отдадутся на аренду, все это составит изрядную сумму для закупки ржи и заплаты повинностей казенных; зато до весны не можем ожидать никакого дохода из деревень. По недостатку ржи мы употребляем в хлеб одну долю ржи, одну овса и третью моха, и вышел хлеб, который я сам в присутствии мужиков ел. Вот препорция:

1 гарнец ржаной муки,

1 гарнец овсяной муки —

весу 8 3/ 4фунтов;

муки мховой весу 5 фунтов

13 3/ 4фунтов, из коихнапечено 4 хлеба, весом в 25 фунтов.

Солдатская препорция 3 фунта хлеба в сутки.

Стало, в неделю 31 фунт, а тут выходит 25 фунтов, то есть 4 фунта лишних; это положить можно на соль. Хорошо, что родились еще славно редька, репа, свекла и проч. Мху мы же и набрали, да и будем набирать, да нет ни ржи, ни овса у нас: у кого нет, я буду давать. Только, так как многие лгут, то я тайно послал писарей во все части, чтобы они вдруг засвидетельствовали все закрома мужиков и сделали опись, сколько у всякого найдется хлеба, и тогда рассчитаем, до которого времени всякий может себя прокормить без помощи нашей. Тогда не будет иметь никто отговорки, и истинно бедные будут призрены. Они хотя глупы, но очень плутоваты: всякий пробует и просит, авось-либо и дадут. Я думаю, зачем бы не молвить словечка Закревскому. Во время моего пребывания в Питере в 1818 году я на одно его слово дал ему 15 тысяч без векселя и без процентов. Он тогда поехал жениться и нуждался; деньги эти он уплачивал года полтора. Конечно, это говорить ему самому нам неприлично: я от души ему тогда дал, а не с тем чтобы ему когда-нибудь напомнить. Зачем же и ему не помочь нам, не найти хоть тысяч 20 или 15? Ежели ты не берешься ему это в разговоре внушить, то я, пожалуй, ему напишу, а ты потолкуешь с ним. Видно, частые представления имели какой-нибудь успех, ибо слышно, что граф Кочубей требует сведения, какого бы рода вспомоществования можно бы сделать здешнему краю? На это отвечать нетрудно будет.

Константин. С.-Петербург, 27 октября 1822 года

Затормошили меня с комиссиею, но дело идет порядочно. Все кредиторы, с коими предварительно мы говорили, согласны на наше предложение, и многие уже подписали, даже Юсупов и Вяземская согласны. Все, кто приходили вчера в комиссию за процентами, убеждены были мною и тут же подписали. Подлинно, ничего для них нельзя придумать выгоднейшего. Мадам Калам [швейцарка, наставница дочерей графа А.К.Разумовского], которая уверяет, что ты ей жизнь спас перед приходом французов, дав ей подорожную, также там была, много говорила и подписала.

Вчера у меня обедал Броневский. Он приехал сюда сдавать кадетов на службу, сбирается литографировать сражение Сенявина при св. горе Афонской и также хочет печатать прибавление к своим «Запискам». Обещал принести новое свое сочинение, которого я еще не читал. Скоро отправляется обратно в Тулу.

Константин. С.-Петербург, 28 октября 1822 года

Фельдъегерь привез мне несколько писем, о содержании коих буду тебя уведомлять по порядку.

Полетика пишет, что приехал 5 октября в Верону, обозрев Милан, Турин и Геную. После представления государю намерен ехать во Флоренцию, пробыть там шесть недель и отправиться потом в Рим. Он еще не видел графа Нессельроде и о себе ничего не может сказать. Я уверен, что он будет очень хорошо принят.

Северин. Матушевич и Фонтон, выехав из Вены 1 октября, осмотрели Венецию, Падую, Мантую, Кремону, Милан и провели время очень весело. Канова умер в Венеции. Северин прислал мне медаль, выбитую ему в память, прекрасная. Верона малоинтересна в сравнении с другими городами Италии. Русские в ней бесчисленны. Воронцов, осыпанный милостями его величества в Тегернзее, приедет к нам через несколько дней триумфатором.

Фонтон описывает также свое путешествие. Мишо в Вероне. Он растолстел. Ждут скоро добрейшего Италийского. Театр довольно большой, но опера не из лучших. Зато в Милане она великолепна. Музыка Меркаданте призвана соперничать с музыкой Россини.