Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

От Шредера также получил письмо, через Верону, от 16 сентября: «У меня была лихорадка, продержавшая меня в постели 9 дней, и я принужден был вернуться из Экс-ла-Шапели, не приняв всех своих ванн, потому что Поццо получил приказ отправляться в Вену и поставил меня начальником канцелярии.

Что говорить о доблести Бенжамена Констана, который только и дерется на дуэлях? Он хром, уже не может стоять и был вынужден улаживать последнюю ссору, сидя на стуле; поскольку обмен выстрелами никого не ранил, злые шутники уверяют, что под ним были убиты два стула. Впрочем, эти мелкие насмешки огорчают его меньше всего, ибо либеральная партия воодушевлена как никогда, и уже несколько месяцев положение во Франции укрепляется. Месье де Вилле, стоящий во главе правительства, с удивительной ловкостью пользуется материалами, завещанными ему герцогом Ришелье. Он разворачивает обширную деятельность, он суров и справедлив, заговорщиков более не прощают, и, таким образом, долгой безнаказанности, порождавшей все новые преступления, пришел конец.

У нас здесь уже две недели добрый Волков. Его жена позавчера родила сына. Он живет в Сен-Жерменском предместье, и я вижу его не так часто, как хотелось бы, особливо теперь, когда принужден много бывать в обществе. Князь Хованский (Ник. Ник.), который также приехал, скучает, кажется, в Париже и думает воротиться на зиму в Германию. Передавай тысячи учтивостей твоему добрейшему брату».

Константин. С.-Петербург, 1 ноября 1822 года

Юшков рассказывал, какое празднество было в Рябове у Всеволожского. Три дня пировали по поводу, кажется, его именин, и все это время беспрестанные были сюрпризы, и все превосходно. Обедало 120 человек, всем были комнаты и все нужное во все три дня. Были спектакли русские, французские, оперы, балеты, фейерверки, ярмарки, картины, шарады, концерты, одним словом, такого праздника Юшков никогда и не видал.

Сухозанет сказал нам анекдот, доказывающий, до какой степени может простираться скупость. Женщина одна, имевшая сына, которого очень любила, служившего офицером и женатого, умирает, не оставив ему почти ничего. Девять месяцев после того служанка просится на волю, ее не пускают; но она обещает, если отпустят, открыть важную тайну. Хотели от нее узнать ее, но она не соглашалась иначе. Воля обещана. Что же она сказала сыну? «Матушка ваша, чувствуя себя при смерти, призвала меня, взяла с меня клятву, что исполню ее волю и никому о ней не скажу. “Вот, – говорит, – в чем моя воля: чтобы эту подушку положить в гроб мне под голову”. Так и сделалось. Матушка ваша копила всегда деньги, я видела иногда, что она зашивала сама подушку; там, верно, деньги; иначе бы где им быть? Так вы попытайтесь». Сын точно удивлялся, что матерью так мало оставлено, пошел к архиерею; долго эта история продолжалась, наконец архиерей согласился, вскрыли гроб, вынули подушку и в ней нашли 380 тысяч ассигнациями. Это было где-то в губернии, но где – я не вслушался. Какова скупость? Не забудь, что старуха любила сына, сокрушалась о нем, но не могла, даже после смерти, расстаться с деньгами, между тем как при ее жизни он все был в нужде, а она о сем горевала.

Константин. С.-Петербург, 7 ноября 1822 года

Северин мне пишет: «Почтенный Италинский все больше окружает себя нашей дипломатической молодежью. Здесь Лев Потоцкий и многие другие. Мы ждем мадам Сверчкову. Ее муж слаб. Итальянское небо, ежели он пожелает ему довериться, восстановит его здоровье или, по крайней мере, поддержит еще надолго. Нигде более его легкие не выдержат».

Полетика пишет из Венеции, куда он поехал погулять, но должен был немедленно возвратиться: «Граф Нессельроде меня чрезвычайно ласково принял и сказал, что император очень милостиво ко мне расположен. Убедившись в том, что мое представление императору состоится еще не так скоро, и получив дозволение графа Нессельроде, я покинул Верону, чтобы посетить этот водный город». В Неаполь не поедет и будет сюда ранее июня, как было прежде полагал, в чем и я был уверен. Тебя обнимает.

Закревский прислал ко мне письмо, что Лабзин [77] Лабзин Александр Федорович – мистик и писатель, издатель «Сионского Вестника». Был обвинен в ереси и сослан в Сибирскую губернию. отставлен, что он указ о сем посылает в Сенат.

Василий Степанович Попов скончался. Лабзина (между нами) велено выслать из Петербурга.

Константин. С.-Петербург, 8 ноября 1822 года

Вчера после обеда был у нас Н.М.Карамзин, который очень долго сидел; все толковали о греках. Потом поехал я к княгине Авдотье Ивановне Голицыной, которая писала ко мне, что имеет крайнюю до меня нужду. Нашел ее одну, посидел, кажется, немного, но как глянул на часы, вышло одиннадцать часов, и я у нее пробыл ровно три часа. Куда как она любезна! Не видел, право, как прошло время.

Матушевич писал ко мне предружеское письмо и прислал мне славнейший в Европе эстамп, вновь вышедший, гравированный с рафаэлевой картины «Обручение Богородицы». Эстамп был в жестяной трубке, которую привезли блином; я думал уже, что эстамп совершенно испорчен, но он только измят. Славный наш гравер Уткин был сегодня у меня, им восхищался и взялся поправить. Подлинно чудесный, и, мне кажется, лучше миллеровых Иоанна и Богородицы.

Константин. С.-Петербург, 10 ноября 1822 года

Так как у Лабзина нет деревни, в коей бы он мог жить, то предоставлено графу Кочубею назначить ему для пребывания какой-нибудь уездный город [назначен бедный волжский Сенгилей, населенный староверами]. Также выслан из города отставной полковник Катенин.

Александр. Семердино, 13 ноября 1822 года

Тургенев прав: батюшка покойный дал Глазунову право только на одно издание и говорил: ежели будет у меня досужее время, я все еще раз пересмотрю, переправлю, многое изменилось и еще переменится (тогда не было еще и куролесника Бонапарта), и напечатаю сам новое издание, ежели это истощится. За право одного издания батюшка взял у Глазунова по одному экземпляру всех русских книг по существовавшим тогда каталогам. Вот что я знаю, а чего не сделал батюшка, то можем сделать мы, выписав из новейших географий все, что нужно к пополнению или перемене, а о бывшем при Наполеоне упомянуть слегка для хронологического только порядка. Именно попроси Тургенева выбить из головы Глазунова непозволенный проект промысла. Мне уже Свешников говорил не один раз, что «Всемирный путешествователь» становится редок и зачем я не напечатаю еще экземпляров хоть 1000.

Милого Каподистрию благодарю за память. С чрезвычайным удовольствием заключаю я из его слов, что здоровье его хорошо и что он помнит о тех, кто нежно его любит. Далеко от дел, от суеты, в хорошем климате, следуя режиму, необходимому и по его возрасту, как не поправить ему здоровья своего? И ежели вместе с тем Бог защищает дело тех, кого люди покинули, то мы его увидим помолодевшим на десять лет, и тогда не будет более причины откладывать его женитьбу на моей малютке Ольге [78] Вторая дочь А.Я.Булгакова, впоследствии жена князя Александра Сергеевича Долгорукова. , которая любит его не менее папеньки и маменьки. Напиши это графу от меня. Боюсь только, чтобы этот черт Анстет не заставлял его слишком много есть.