Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Каков Рушковский! В одном из последних писем намекнул я ему о наших хлопотах по долгам, что и теперь надобно бы заплатить за Кабинет, да нечем. Вчера вдруг получаю от него 10 тысяч. «Позвольте мне, мой дорогой покровитель, передать при сем приложенные 10 тысяч рублей ассигнациями в ваше распоряжение. Это все, чем я располагаю в наличных деньгах, и они к вашим услугам. Я вам однажды сказал, что вы более надежны, чем главные банкиры Европы, и, повторяя эти слова, прибавлю, что имею твердое внутреннее убеждение, что, ежели случится экстраординарный случай и я возымею нужду в деньгах и обращусь к вам, вы тотчас мне их вернете». Признаюсь тебе, что он меня растрогал. Теперь, по крайней мере, будем спокойны насчет платежа Кабинету, которому тотчас внесу. То-то людей надобно узнавать не по наружности, а на самом деле. Рушковского полагали скупым, а тут он тотчас решился нам помочь. Конечно, он ничем не рискует, но, все-таки, другой бы не расстался так скоро с деньгами или, по крайней мере, ожидал бы, чтоб его просили, а он тотчас, получив письмо, и деньги послал. Я его благодарю сегодня, мой милый друг, а ты устрой с ним вексель, который надобно нам ему дать, и также сам его поблагодари. Уф, все как-то легче!

Константин. С.-Петербург, 20 августа 1823 года

Ты пишешь: хорошо, если бы вдруг упало тоже и тебе тысяч десяток десятин в Бессарабии. Я не люблю, мой милый и любезный друг, писать о делах, не совершенно конченных, но после твоего пожелания пророческого не могу умолчать; итак, прошу слушать.

За несколько дней до отъезда государя, толкуя с Тургеневым (ибо без него не может быть доброго дела) о Бессарабии, сказал я ему, что хорошо бы и мне там достать землю. «Зачем же дело стало, надобно просить». – «Да как просить? И о себе просить не умею». – «Надобно просить князя». Тургенев вслед за тем сказал князю, что я имею к нему нужду переговорить, и намекнул ему, в чем дело. Две недели (нет, меньше, во вторник будет две недели) назад князь, приехав в департамент, сам вызвался со мною говорить. Я ему, сколько умел, объяснил мое желание иметь участок земли в Бессарабии как памятник службы моей в Молдавии и на Бухарестском конгрессе. Он принял просьбу мою и милостиво и горячо, велел мне написать к себе письмо и быть покойным. Поцеловал меня при уверении в искреннем участии. Так мы с ним и расстались. Письмо мне сочинил Тургенев (сам бы я, право, не нашел, что сказать), кое-что я убавил и послал к князю в Царское Село. Перед самым отъездом государя, в третьем часу утра, он с ним работал, и тотчас написал мне записку, которую при сем прилагаю.

Я забыл сказать тебе, что князь меня спрашивал: сколько я желаю иметь десятин? Ну уж я никак не мог взять на себя определить – сколько, а сказал, что всем буду доволен, что государь по милости своей мне назначит. Тургенев и тут не дремал, шепнул князю, что Фонтону дали 5000. Как скоро князь возвратился из Царского Села, я поехал его благодарить и увидел с удовольствием, как ему самому это было приятно. Государь принял весьма благосклонно мое желание, прочитав письмо к князю, и тотчас согласился, но: «Сколько он желает иметь?» Князь сказал, что он от меня не мог сего добиться. Государь приказал ему снестись с Нессельроде и назначить по их усмотрению, сообразно с примерами других, коим пожалованы земли.

Князь написал тотчас к Нессельроде. Какой ответ получил, – увидишь при сем в копии, также ответ князя графу и отношение барону Кампенгаузену. Все сии бумаги можешь у себя оставить, а письмо князя возврати: я его сберегу, как новое доказательство его ко мне милости. Я не надеюсь, чтоб государь дал 10 тысяч, ибо столько же пожаловал Нессельроде; но все-таки что-нибудь да получу, а Балыи берется уже все устроить, все, что нужно в будущем моем имении. Кампенгаузен должен поднести указ к подписанию. Ну, мой милый друг, что ты скажешь о своем вдохновении? Тут видно, что оно от сердца. Братское твое желание дошло до Бога.

Александр. Москва, 21 августа 1823 года

Сию минуту от меня Метакса. Жена его, было, умерла; Бог спас ее при этой нищете. Куда жалок этот человек! Но, однако же, не унывает. Надобно нам ему помочь, вот в чем. Он с другим греком перевел очень любопытную историю греческой войны нынешней в трех частях, другой оплачивает расходы, цензура уже одобрила первую часть, которая печататься будет тотчас; я здесь раздаю билеты подписные, а ты возьмись за это в Петербурге. Посылаю тебе 10 билетов на первый случай. Это истинное благодеяние для несчастной этой семьи; там подоспеют и другие наши записки, и тогда Метакса несколько оживет. Когда Ростопчин приедет, я его атакую, пусть даст что-нибудь бедному Трапандосу.

Рассказывал много Метакса о чудаке Балке, как он бежал было отсюда, как его полиция остановила, как он кое-как всякому должнику дал в счет сукном, ибо в ту же минуту въехал во двор обоз с сукнами. Он поехал сам 29-го, в четырех каретах, пяти колясках, трех бричках, шести кибитках и пяти телегах. Не найдя возможности поместиться у знакомых в Петербурге (уж я думаю), стал в Лондоне, где всякий день стоит ему 580 рублей! Вот сумасшедший, уж коли этот не сорвался с желтого дому, то не знаю, кого туда сажать надобно; хочет быть то министром в Голландии, то сенатором, а кончит госпиталем.

Константин. С.-Петербург, 21 августа 1823 года

Бедного Кампенгаузена вывалили из ландо, и не знаю, переломил ли или вывихнул он себе руку, только придется ему полежать несколько недель при величайших мучениях. Он послал, говорят, курьера к государю – известить его, что он в совершенной невозможности управлять Министерством внутренних дел. Кого-то назначат? Я пророчу нашему князю [то есть А.Н.Голицыну], что ему достанется, как уже это и было прежде.

Александр. Москва, 23 августа 1823 года

Приезжал к Фавсту тайный советник Александр Петрович Нащокин. Его уверил аптекарь, что в его деревнях есть серебряная руда, и представил ему образчик, мучает Фавста, чтобы послать туда чиновника исследовать, а оказывается, что аптекарь составил какую-то примесь серебряную и выманил от Нащокина денежки.

А меня и вчера еще атаковали друзья, а именно княгиня Куракина, Нарышкин и жена: служи, да и только. Я одно все твержу: я не прочь, готов, но надобно, чтобы стоило себе связать руки и иметь что-нибудь хорошего, то есть выгодного, квартиру и хорошее жалованье; без этого, они себе как хотят, не приму я ничего.

Брошюрку о греках тотчас прочту и тебе возвращу. По таинственному слогу и духовному стилю точно надобно думать, что Стурдза сочинитель. Итак, и эта революция кончена. Это дает Франции большой вес и заслужит ей уважение Европы; но все, без надежды на наше подкрепление, так бы хорошо и скоро не кончилось. Слава нашему государю!