Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Константин. С.-Петербург, 5 сентября 1823 года

Мне рассказывали смешной анекдот о графе Толстом. Его напугали в Италии разбойниками, так что долго он не решался ехать в Рим. Ему натолковали, что воры, когда нападают на путешественников, то кричат им «Faccia in terra [лицом в землю]!», – а после грабят. В дороге видит он охотников, идущих пешком; перетрусился, выскочил из коляски, сам начал кричать: «Faccia in terra!» – и лег на землю. Те, полагая, что он разбойник, видно, были не храбрее его: тоже легли на землю. Вот все и лежат. Итальянцы, однако же, слыша, что не стреляют и их никто не грабит, встали и ну бежать, а граф, полежав немного, приподнял голову и также видит, что никого нет, только все смеются, встал и ну хвастать, как он даже разбойников испугал.

Во Флоренции он давал бал в трактире, где стоял, и прекрасные гости все к нему подходят, хвалят бал, а он по-французски учился на медные деньги, только им кланяется и повторяет: «тужур, трактир». Много еще про него рассказывают проказ. Накупил пропасть всякой дряни, картин, манускриптов и проч. Право, пора им возвратиться, а ему не быть посмешищем иностранцев. Как все это должно огорчать бедного нашего Арсения! Он чувствовал, что от сей поездки добра не будет. Он заслуживает лучшей участи. Я уверен, что жена его будет кобениться ехать в Або. Без нее бы он был и покойнее, и счастливее. Ну что ему от этого богатства? Для одного было у него достаточно, мог бы прожить благополучно, а теперь чем далее, тем предвижу ему более забот и неудовольствий. Бог да поможет ему их перенести, а на этом свете без них нельзя. Беда, если они в семье! И с сестрами не скоро сладишь, а с женою еще пуще.

Александр. Москва, 6 сентября 1823 года

Вчера обедали мы у Шепелева; звал нас на маленький обед, а было человек 50. Говорят, что у него так всякий день; боюсь очень, как бы он не проел и это великое состояние, как все другие. Это второй том Чижика. Тут обедал Бетанкур и множество всякого сброду. Шепелев уверяет, что это все неожиданные гости. Оттуда возил я Фавста к Дау, живописцу. Шульгин только что не говорит! Есть еще портрет государя, чрезвычайно похожий; кажется, видишь его перед собою.

Я засиделся у графини Ростопчиной. Графа ждем всякий час. Лиза подлинно прекрасна. Помнишь фигуры из парижского журнала мод; так вот, она совершенно в этом роде и фигурою, и лицом, и с совершенно парижскими выговором и непринужденностью.

Константин. С.-Петербург, 7 сентября 1823 года

Скромная Наташа не хотела описать подробно разговор в танцах, а я тебе очень благодарен за сии подробности, весьма меня интересующие и чрезвычайно для меня приятные. Поздравляю милую Наташу. Я чувствую, как ей должно быть приятно, что ее заметил государь и так милостиво с нею обошелся. Видно, серьезное есть намерение в Москве провести год [101] Это намерение не осуществилось, как и многие другие благие намерения Александра Павловича. . Изволь-ка, сударыня, готовиться петь, а вы все – наслаждаться присутствием ангельского государя и всего двора. Петербург осиротеет, но я утешаюсь за вас.

Александр. Москва, 7 сентября 1823 года

Теперь настала большая тишина в Москве. Награждения Князевы что-то не являются; как бы не отложились до будущего года. Выходит, что как князь подал представления свои, государь сказал просто: «Отлично!» На другой день изволил отказать в помещении Кочубея при князе по особенным поручениям (таких молодцов около князя 42!).

Стало быть, читал бы бумаги, так прочее б утвердил, а до сих пор нет ничего. Да и, право, уж слишком много и часто просят. И Юсупова представления что-то засели, а между тем Щербатов А.А. везде себя славит камергером.

Вчера был я у нашего пана генерал-губернатора [то есть у князя Н.Н.Хованского]. Он воротился из Ярославля, где подлинно нашел большое устройство. Город чист, улицы лучше вымощены, нежели в Петербурге и Москве, гулянье сделано прекрасное вдоль Волги; тюрьмы, приказ общественного призрения, больница Демидова – все эти заведения в большом порядке; дороги, однако же, совсем попорчены от дождей, но будут хороши совершенно, когда укатают хорошо песок. Не видно, чтобы помещики или крестьяне были очень угнетаемы. Князь был там, впрочем, одни сутки, а в такое короткое время можно только поверхностно все видеть. Хованский едет завтра, начнет Калугою и кончит Витебском; там дом его еще отделывается, а потому княгиню свою оставляет здесь до времени.

Не помню, писал ли я тебе, что Балашова А.Д. жена умерла после 7-дневной горячки. Говорят, что государь сказал ему в Туле: «Тебе не до того, забудь, пожалуй, меня и поезжай тотчас в Рязань!» Туда повезли Гааза, но было уже слишком поздно.

Александр. Москва, 10 сентября 1823 года

Я писал тебе о дружеском предложении Ивана Николаевича N. Ныне редко одолжать любят и те, коих просишь, а он сам вызвался. Вчера был он в досаде, просил меня сегодня у него обедать и после ехать с ним смотреть головкинские вещи. Надобно потешить старика. К нему приехал сын. После всех гнусных своих поступков против отца и благодетеля он вдруг приезжает, не списавшись, прямо к нему на двор с целым домом. Ивану Николаевичу докладывают, что приехал Василий Иванович. – «Скажи, что я его поместить в доме не могу: у меня идет переделка». Человек опять является. «Василий Иванович и Софья Федоровна просят позволения к вам войти, только чтобы поздороваться». – «Проси». – «Не знаю, – сказала она, – почему вы на нас сердитесь». – «Я ничего не имею против вас, сударыня, но неблагодарность и чудовищные действия мужа вашего навсегда изгнали его из моего сердца. Я удивлен, что он осмеливается предстать передо мною и является вдруг, не предупредив меня и не спросив разрешения». – «Мы вам написали». – «Этого не может быть, ибо я получил бы ваше письмо; впрочем, я вам обо всем написал, чтобы объявить, каковы будут в будущем наши отношения». – «Мы этого письма не получили». – «Странно, что наши письма теряются; я с моего могу вам дать и дам вам копию. Я вас сюда не выписывал, вы приехали по своей воле; ищите себе дом, где хотите». – «Как же от своего дома нанимать? Это всем покажется странно». – «Никому, ибо весь город знает мои намерения на ваш счет; я писал даже в газетах о сем, я не знаю, что вы называете своим домом. Дом этот мой, а вам до всего, что мое, нет никакого дела».

Надобно послушать рассказы этого бедного Ивана Николаевича. Я еще удивляюсь его терпению; его мучили, ругали, выдавали за сумасшедшего, пьяницу, разорили его имение, распродав вещи и всех лошадей с заводов. Изверг этот смел сказать людям во время тяжкой болезни Ивана Николаевича: «Слушайте меня, я ваш господин; разве вы не видите, что он околевает ?» Как терпеть такие гнусности! N. по доброй душе своей дает сыну 800 душ, но лишает его всего прочего, то есть 14 тысяч душ, кои тоже его были бы.