Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Константин. Вена, 2 мая 1815 года

Как описать тебе, что испытал я, читая о счастливом окончании нашего процесса? Признаюсь тебе, что тяжкое бремя спало с сердца моего, сдавленного уже многие годы. Не иначе как свыше был положен сему конец и услышаны молитвы лучшего из отцов. Возблагодарим Бога, мой милый и любезный друг, вот и окончились все наши мучения. Мы с твердостью и смирением перенесли роковую минуту, когда начались наши страдания; ну что ж, тем сильнее теперь наша радость. Я несколько раз кряду перечитал твое письмо, не в силах от него оторваться. Слезы благодарности и умиления мешали мне читать. Насладимся же благодеяниями нашего батюшки, кои неблагодарная и злая хотела у нас похитить. Небо не дозволяет таких дел: рано или поздно зло наказывается, и стыд, угрызения и общественное презрение становятся его уделом. Бог свидетель, я не держу на нее зла. Она доставила мне радость задолжать отчасти брату, коего я люблю, то, что оставил мне мой батюшка. Да, мой милый друг, ступай к ней, уверь ее и от моего имени, что я ей прощаю, да смилуется над нею Бог.

Константин. Вена, 3 мая 1815 года

Я заметил, что император желает, чтобы я остался. После сего могу ли просить об отъезде? Не будет ли это неблагодарностью после стольких милостей, коими ангельский наш государь осыпал меня при всяком случае, и в последний раз еще и с делом моей тетушки? Новые шаги с моей стороны мне повредили бы, и я бы сего заслужил, ибо, когда речь идет о службе, все частные соображения должны отступать. И потом, разве я один, когда и сам император подает нам пример? Как поступил бы батюшка в сем случае, как ты сам поступил бы? Надобно трудиться дотоле, доколе смогу приносить пользу. Бог нам поможет, и война, надеюсь, долго не протянется, ибо наши силы будут огромные, альянс и упорство государей обеспечат нам быстрый успех. В Италии все идет как нельзя лучше. Мюрата только что хорошенько взгрели, австрийцы прошли за Рим и скоро, верно, будут в Неаполе, и тогда конец тут всей музыке.

Александр. Москва, 10 мая 1815 года

Вчера, когда я садился в дрожки, чтобы ехать во Всесвятское, почтальон мне принес два пакета от тебя – с книгой и с твоим № 64. Я запрыгал от радости. Невозможно было получить письма более кстати. Отвечаю тебе, что нам очень радостно было вновь увидеться с Марицей. Я там загулялся, закурился и заболтался до вечера. Они там отлично поселились. Это по большой дороге в Петербург, бесконечное движение, а ты знаешь, что маман не слишком любит одиночество. Там красивый сад, вольера, кою мы населим красивыми птичками, и для начала уже есть две-три дюжины, которые поют одна другой лучше. Это премного развлекает Марицу. Фрукты и цветы из оранжереи также в их распоряжении. Все это стоит только 1500 рублей до октября месяца, то есть ровно вполовину меньше, чем дом в городе, который стоил 500 рублей в месяц. Вот единственная разумная вещь, которую старик сделал с тех пор, как он здесь. Мысль моя, мой милый друг, переехать туда; я договорился о сем с Марицей, она бросилась мне на шею в благодарности. Да Боже мой, чего не сделаю я для нее, чтобы успокоить ее и помочь ей перенести твое жестокое, но необходимое отсутствие? Признаюсь тебе, что, несмотря на огорчение, кое доставляет мне разлука с моими, я делаю это охотно, когда думаю, что это для тебя делаю я сию жертву и что речь идет о спокойствии жены твоей.

Давыдов [147] Дмитрий Александрович Давыдов, адъютант Ф.П.Уварова. , едва женившись на Шаховской, ее оставил, и оставил ее, чтобы идти на войну. О, как напираю я, если бы ты знал, как напираю я на это приключение, чтобы доказать Марице, что она куда более счастлива, чем бедная Давыдова и мадам Гурьева; эта также приходит мне на помощь. Муж ее едет завтра.

Не удивляйся, что Жанно [Иван Васильевич Нарышкин] редко видит Марицу: он весь в наслаждениях отцовства. Его жена родила в свет сына Алексея, который чувствует себя хорошо, против обыкновения детей Жанно, но который велик, как ботиночек моего Кости. Жанно, который все остается шутником, выходит давеча из своей комнаты и говорит первому мужику, коего встречает на улице: «Как тебя зовут?» – «Алексеем». – «Ступай за мною, голубчик». – «Зачем?» – «Крестить моего новорожденного сына, а дам я ему твое имя». Мужик, сильно удивившись, останавливается, колеблется. Жанно тащит его за собою, происходит церемония, и мужик уходит весьма удивленный тем, что сделался крестным малютки Нарышкина, дальнего родственника Петра Великого. Жанно уверяет, что это приносит счастье, что единственной неприятностью было то, что мужик, только что пообедавший, вонял чесноком и наполнял ароматом комнаты также и снизу.

Распечатав твой пакет № 67, первое, что я вижу, это письмо графа Нессельроде к тетушке. Большего и не нужно было, чтобы заставить меня заподозрить все хорошее, что ты мне сам объявляешь. Я не мог довольно себя держать в руках, чтобы размышлять о сюрпризах: случай был слишком счастливый, слишком важный. Я побежал к тетушке. Она была, к счастью, одна. «Знаете ли вы, тетушка, – сказал я ей, – что сегодня счастливейший день моей жизни?» – «Что такое?» – «Ваше дело кончено!» – «Какое дело?» – Она поднялась со стула. «Вам государь жалует пенсион вместо аренды по вашему желанию, и, кроме того, брат выпросил вам 5000 рублей единовременно для поправления дел ваших». Пока я говорил, я видел, как по лицу ее пробегало всякого рода движение. Она захотела встать под образа, чтоб осенить себя крестом, упала на стул. Слезы радости принесли ей облегчение. Я прочитал ей письмо графа и твое, ибо она сама не могла сего делать. «Ну, – сказала она, – брата твоего нет, так тебя вместо него обнимаю». Она бросилась мне на шею. «Ах, – сказала она, – каюсь перед Богом, перед Константином: я его не знала, не знала, какая у него душа. Иду в церковь сейчас, молебен петь на коленах, во-первых, за государя, а там за Константина».

Надобно видеть теперь ее волнения! «Что делать? Мне ведь надобно писать Нельроду да и государю; как же, мой батюшка, ну да ежели Нельрод-то уедет из Вены, ответ мой не получит, ведь отымут пенсию». – «Помилуйте, как отнять?» – «Ну да подумают, что умерла: да полно, можно и умереть от такой радости. Ах ты, мой Константин, ты мне вместо Якова Ивановича». Вот что говорит она всем, кто приходит ее поздравить.

Мадам Верней пела здесь хриплым голосом в опере «Замок Монтенегро»: добрый или дурной поступок рано или поздно находит награду свою. Однако же это относится к тебе и милой кузине-сутяге. Я желаю, чтобы «рано» стало для тебя, и, учитывая радость тетушки, согласен на «поздно» для милой кузины.

Этот любезный хорек Тургенев предупреждает мои желания: он мне уже пишет обо всем этом, объявляет мне посылку этих 5000 рублей для тетушки и говорит, что потрудится над остальным.