Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Самое совершенное единение царит между государями-союзниками. Испанцы, португальцы – все хороши, и со всеми внутренними возмущениями во Франции Бонапарту будет трудно справиться. Но что же за народ такой эти французы! Не будем о них говорить, это стыд человечеству. Для них нет ничего святого, их клятвы ничтожны, и Ней отлично показал, до какой степени можно дойти в бесчестности, ибо, прежде чем встать под знамена Наполеона, он пришел сказать королю, что будет верен ему и одно только его тревожит – не хочет оставлять долги свои жене и детям. Король дает ему миллион, он бросается на колени, целует ему руки, плачет и уходит, – чтобы предать его и сделать воззвание, которое навеки его опозорит. И так поступает маршал, человек, коему доверяет король. Это поистине неслыханно. Но их ждет кара небесная! Вот, мой любезный друг, каково общее положение вещей. Ты понимаешь, в какое затруднение поставила меня эта ужасная история. Я не знал, какое принять решение. Война может окончиться через несколько месяцев, но может затянуться на год и более. Могу ли я, по совести, не делать всего, что от меня зависит, и не принимать участия в кампании?

Признаюсь тебе, мой любезный друг, что мне нелегко предпринимать шаги, но у меня есть жена, и мое отсутствие и без того уже проклинают. Вот на что я решился. Будут говорить о сем с императором, изложат ему мое положение, оно, впрочем, ему известно, и, верно, он не осудит меня за недостаток усердия послужить ему. Но я смогу сделать это в другом месте. Упросят его пожаловать мне то место, кое он соблаговолил мне обещать, теперь, коль скоро обстоятельства переменились и возвращение его в Россию так скоро не состоится, и ежели император согласится, мы скоро увидимся; ну а ежели нет, то я не могу настаивать, ибо ему сообщат и то, что без места не могу я возвращаться в Россию ждать его возвращения. Ежели император пожалует меня этой милостью, то я буду совершенно счастлив; ну а ежели он мне откажет, я не возропщу и покорюсь, даже если война затянется. Положение мое будет куда более тяжелым, но совесть моя будет покойна. Кто сможет обвинить меня, когда мне приходится терпеть и когда я все сделал, что от меня зависит, чтобы воротиться? Я не могу больше думать о Маше без стеснения в сердце, но я не господин моей участи.

До получения мною ответа молчи, мой любезный друг, обо всем, что я сказал тебе, и вообще сохрани это для себя и нашей милой Наташи. Ежели Небо благословит мои усилия, мы будем очень довольны.

Константин. Вена, 1 апреля 1815 года

Надобно мне сообщить тебе дневные известия, прибывшие с нашею почтою из Швейцарии. Юг Франции охвачен всеобщим возмущением. Было даже два боя между роялистами и корсиканскими войсками, с преимуществом первых, кои завладели Балансом. Массена, говорят, арестован в Марселе; Тулон неподвластен Наполеону, и роялисты идут на Лион. Сообщение между этим городом и Парижем ненадежное до такой степени, что парижские негоцианты не дают и не принимают векселей для Лиона. Декларация союзнических держав произвела в Париже большое впечатление, и там начинают проявлять недовольство автором этой новой войны. Ему досаждают и новые приспешники, коими вынужден он был окружить себя и кои пытаются им руководить. Все сие совершенно естественно: прежде он делал маршалов, а теперь они вновь поставили его на ноги, и они требовательны. Он подготовил список из 24 изгнанников, но не решился подписать его, его окружение тому воспротивилось. Даже Монитор пишет о возмущениях на юге. Несмотря на то, что постарались облечь известия из тех краев в звонкие фразы, истина сквозь них проглядывает.

Другие новости уверяют, что англичане послали и продолжают посылать оружие и припасы в Вандею. Все это наделает хлопот Наполеону. В городе сказывали, что в Париже было большое возмущение, оттого что Корсиканец расквартировал свои войска среди населения, чего даже мы не делали во время пребывания нашего в сей столице. Народ отправился к Тюильри, возмущаясь сей мерой, и говорят, будто он приказал стрелять из пушек по толпе. Положительно известно, что два полка стали лагерем в саду Тюильри и подъездные пути все перекрыты, как в крепости. Если бы французы сами свершили суд над этим человеком и не было бы войны, вот было бы хорошо. А покамест все эти известия из Франции не приостанавливают расположения держав, и войска продвигаются вперед. Наполеон послал генерала Флао с письмами в Вену, но король Вюртембергский заставил его воротиться назад. Не хотят ничего получать от этого чудовища.

Ежели это Александр Бенкендорф был в Москве и теперь управляет в Витебске, он, верно, присмотрит за нашими имениями, ибо он из близких моих друзей. Думаю, что обстоятельства все же вынудили его переменить место назначения. Не такой он человек, чтобы в военное время дали ему отдыхать.

Константин. Вена, 2 апреля 1815 года

Козловский отбывает на свой пост в Турин и дал нам прощальный ужин. Я не ел, потому что никогда не ужинаю, но провел приятный вечер, болтая с Лагарпом, который оказался моим соседом. Я пешком вернулся по валу, ночь была чудесная, и я не захотел лечь спать, не пожелав тебе доброго вечера, мой лучший друг. Сказывают, что Разумовский будет сопровождать императора, но с титулом ли канцлера, мне неизвестно. Знаю, что он покупает лошадей и готовит свои экипажи. Хотелось бы мне очень, чтобы стал он канцлером, он порядочный человек, благомыслящий и может сделать много добра. Мы с ним всегда ладим, но, поскольку он очень занят, я редко к нему хожу. Несколько министерских назначений уже готовы. Не надобно о сем говорить, ибо они еще не вышли, и указы покамест не подписаны. Хитров поедет во Флоренцию, Балк – в Лиссабон, Пален – в Мюнхен, Хаников – в Ганновер, Мальтиц – в Карлсруэ. Будут назначения и в консульства, и у меня есть надежда поместить беднягу Юлинаца генеральным консулом в Ливорно на место Гейдеке, коего переведут в Гамбург.

Ежели я уеду, Шредер не хочет ни за что оставаться, несмотря на все мои старания его убедить. Он утомился этой бродячей жизнью, но ежели я останусь, то не хочет меня оставлять; в этом отношении я совершенно счастлив: оба моих товарища меня очень любят, и между нами такое согласие, какое редко можно найти в канцелярии. Я не знаю, кто придет на мое место, ежели я уеду. Шредер непоколебим; я его ругаю, но он держится и ожидает только решения моей участи, чтобы принять собственное решение. Ему хотелось быть секретарем в Мюнхене у Палена. Это хорошее место, покойное, тем он и ограничивает свои притязания. Я хочу взять Шписа на место Каменского, но все выжидаю, не зная и того, что станется со мною. Полетика уже покинул Мадрид, но одному Богу известно, какой дорогою он направился; не имея более возможности ехать через Францию, он, верно, где-нибудь сядет на корабль. Хотел бы я видеть его здесь и на моем месте.