Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Записки Бонапарта, кои ты читал, не могут ему принадлежать. Сказывают, что он ими занимается, да еще ничего не вышло.

Александр. Москва, 18 февраля 1815 года

Я пропустил последнюю почту, сопровождая генерала на пожар. Тот огромный и красивый дом Апраксина, который он заново отстроил с такими большими издержками после французов, снова сгорел. Несчастная свеча, забытая в спальне, истребила весь дом. Апраксин только успел выбежать полуодетым ночью. В то же время неслыханные усилия полиции спасли две трети дома с самой ценной мебелью. Я все стоял с Волковым, на которого упал карниз и ушиб ему плечо и ногу. Брокер провалился с целым потолком, его насилу вытащили из-под развалин. Сгоряча он не почувствовал, но вчера ему два раза кровь пускали, и он лежит. Апраксин принял это довольно философически. «Ну, что скажете? – сказал он мне, глядя на огонь. – Суета сует, генерал!» Ладно, но жестоко испытать это два раза в три года. Убыток оценен в 200 тысяч рублей. Он будет отстраиваться, но обещает не жить более в сем доме. Он его продаст.

Что бедного Апраксина возмутило – это видеть, что перед сгоревшим домом установилось нечто вроде первомайского променада. Дамы являлись поглазеть, как они ходят в театр смотреть, как Ярб сжигает Карфаген. Было две вереницы карет, и внимание полиции принуждено было разделиться между пожаром и любопытными гуляльщиками. Я видел одну совершенно буйную даму, как она опустила передние стекла и кричала кучеру своему: «Что ты, каналья, тут стал; тут ничего не горит, ступай дальше!» Театр был спасен. В первые минуты тревоги побросали декорации в окна, так что видны были великолепный сад и цветы там, где давеча был только снег, но теперь все исправили, и сим вечером уже будет спектакль.

Я тебе сообщил главную новость дня; вернемся к твоему письму, мой милый друг. А ты верил в поездку в Вену? Ба, о сем говорили два дня, а после и речи о сем не было.

Впрочем, я сумел сделать невозможное, чтобы старик не поехал. Это идея домиков, и к тому же неосуществимая во многих отношениях. Марица мне о сем говорила только очень поверхностно. Может быть, то был проект Метаксы, который захотел повидать друга своего Мазаровича. Граф Ростопчин пишет мне, что получил крест Леопольда для сына своего. Мне было досадно, что я не мог первым объявить ему эту новость. Балы тут не иссякают, но я никуда не хожу. В воскресенье мы, однако же, попрыгаем у Чижика, а во вторник пойдем в Собрание. Тетушка третьего дня обедала у наших; она там допоздна засиделась, и у всех нас было отличное настроение. Это единственная особа, с коей Марица по-русски говорит, и уверяю тебя, что у нее неплохо выходит.

Ты знаешь, что бедный И.П.Архаров умер. Говорят, что это следствие панического страха: он видел привидение, объявившее ему, что ему осталось только три дня жить; он в самом деле на третий день умер.

Константин. Вена, 25 февраля 1815 года

Третьего дня наша императрица нас покинула. О ней будут много сожалеть здесь, она сумела покорить все сердца. Сегодня прибыл Васильчиков, иначе говоря – старший; он постарел и разжирел и заявляет, будто и я стал таков же. Мы оба, верно, правы.

Александр. Москва, 25 февраля 1815 года

Я тебе уже послал ответ Ключарева на письмо графа Нессельроде. Здесь говорят, что Рунич с почты станет губернатором в Калуге. Тем лучше, ежели это по той причине, коей мы желаем.

Чай был рекомендован Волковым. Метаксе, коего зовем мы ванючка , было поручено его пить. Не знаю, ему ли или купцу не заплатили; во всяком случае, я ему вернул после твоего разрешения 92 рубля за чай. Ванючка много проиграл в карты. Я предвижу минуту, когда он исчезнет. В один прекрасный день мы не узнаем, что с ним сталось. Этот человек здесь проездом на неделю. Вот уже пять лет, как он разлучен с женою, с детьми. Зачем? Что он делает? Чем он живет? Все это похоже на дурной роман, и потом, все эти смешные влюбленности, эта манера выставлять женщин напоказ, эта шокирующая фамильярность, – все это мне очень не нравится. Впрочем, все это его дела, а не мои. Тем хуже для него и для тех, кого он дурачит, но число их сильно уменьшается.

Александр. Москва, 8 марта 1815 года

Письмо Северина передано г-ну Дмитриеву, который сию минуту подтвердил мне получение его в собственные руки. Я написал Мишо, прося его прислать мне брошюрки тотчас по прочтении. Я купил здесь сочинение весьма полезное и интересное: это официальный сборник Шоэля. Я от тебя получил только восемь парижских тетрадей. Весь труд теперь составляет 18 тетрадок, в них очень удобно заглядывать при необходимости. Благодарю тебя, что исполнил поручение Лодера, который доставляет мне очень интересное чтение. Если есть средство, привези еще струны, кои он у меня просил. Передай от меня тысячу учтивостей Петерсону. Как его здоровье, которое даже в Неаполе было неважным? Спроси у него, помнит ли он еще принцессу Гессенскую, незабвенной памяти. Пора уже ему сделать, как я, и перестать быть первостатейным обжорой: я уж не ем, как прежде.

Константин. Вена, 10 марта 1815 года

На этой неделе я исполняю свои религиозные обязанности. У нас молитва два раза в день, а после сего в 5 часов мы обедаем у князя Петра Волконского, где постятся. Моя совесть не вполне покойна в этом отношении, ибо пост сей столь восхитителен, и едят там рыбу, чего моя тетка мне так ни за что не простила бы. Однако же невозможно было бы устроить иначе в Вене, где и понятия не имеют о нашем посте. Бог простит нам это послабление. Император, великие княгини и частью свита исполняют свои религиозные обязанности, а его величество не пропускает ни одной службы.

Константин. Вена, 18 марта 1815 года

Конгресс окончится, но ужасный Бонапарт вновь вышел на сцену и опять пытается смутить всеобщий покой.

Сие ему не удастся, но покамест более чем вероятно, что сие отсрочит возвращение всякого на родину. Не могу ничего сказать тебе о себе, ибо мне неизвестно, что со мною станется; через несколько дней, верно, смогу сообщить тебе что-нибудь более положительное по сему поводу, а покамест оставь Маше надежду на скорое мое возвращение. Ежели этого не случится так скоро, как я того желаю, то по крайней мере мы избавим ее от нескольких лишних дней огорчения. Ты прочитаешь в газетах о том, что случилось во Франции; но кто поверил бы, что злодей вновь найдет себе приверженцев во Франции, что маршалы переметнутся на его сторону и что армия выкажет ему преданность, а в то же время все сие истинная правда. Они забыли своего доброго короля, чтобы служить разбойнику; предпочли волнения и гражданскую войну тишине и спокойствию. Какой народ! Вот он уже и в Париже. Я видел народ сей и слышал, как все проклинали Бонапарта, и теперь не могу опомниться. Тем хуже для них, никто их уже не пожалеет, они накликают бесчисленные бедствия на свою несчастную страну.