Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Константин. Вена, 12 января 1815 года

Да вознаградит Бог добрых людей, кои нас не оставили! Посвящаю им вечную мою признательность. Они были справедливы. Вот увидишь, мой любезный друг, что после уплаты долгов нам что-нибудь да останется; а даже ежели не останется ничего, то, по крайней мере, все те, кто доверяли лучшему из людей, уже не пострадают, а это для меня наиглавнейшее благо. Спасибо доброй нашей тетушке! Любопытно мне теперь прочитать первое письмо, какое получишь ты от Алексеева. О том, как дело наше обернулось, я покамест говорил только с Шредером и Воронцовым. Я не мог от них сие утаить, это было бы преступлением против дружбы.

Александр. Москва, 18 января 1815 года

Марица гораздо веселее теперь, а если поспеет портрет, то совсем будет умна. Она, верно, тебе описывает Тормасова бал 13-го числа, на который, хотя с трудом, но уговорили мы ее ехать. Мы отличились с нею в экосезе и кадрили. Празднество было прекраснейшее и блистательное.

Александр. Москва, 21 января 1815 года

Я все надеюсь на ответ Поццо; тем лучше, если напишет он мне из Парижа: письмо его, быть может, будет приправлено брошюрками. Здесь только и обсуждают, только и читают, что сие знаменитое письмо русского офицера лондонскому другу. Все приписывают его Поццо. Говорят о каком-то ответе на сие письмо, весьма незрелом и полном более ругани, нежели рассуждений.

Я получил письмо от князя Юсупова, который рассказывает мне о пожаре в доме графа Андрея; говорит, что все его драгоценности и бриллианты погибли. Ты мне этого не сообщал. Какая потеря! Ах, этот проклятый огонь, сколько народу он убивает, сколько городов сжигает, домов! Но, с другой стороны, сколько он жарит телят, пулярок и проч. и проч. Все уравновешено; но каким бы гурманом я ни был, я во всю свою жизнь обошелся бы без жаркого, ежели б могло это спасти дом графа.

Константин. Вена, 25 января 1815 года

Мы послали намедни графу Ростопчину малый крест Леопольда для его сына. Ты мне говорил некогда, что отец сего желал, так что полагаю, это доставит ему удовольствие.

У Генриетты нет детей. Она говорит, будто были у нее неудачные преждевременные роды: сие есть прибежище женщин, коих возраст соделал бесплодными.

Графиня Багратион ведет все такой же чудесный образ жизни. Она многих видит, устраивает праздники. Не понимаю, как устраивает она свои финансовые дела. Она завела себе обыкновение, чудовищное для ее общества: у нее в доме жара, как в оранжерее, и вообрази, что даже летом у нее всегда огонь в камине.

Александр. Москва, 28 января 1815 года

Ты получил, мой милый друг, приятную новость о конце нашего процесса. Тут все уже сделано, добрейший Алексеев устроит остальное с господином Трощинским. Сенаторы все бы кончили и без доклада государю; вот к чему они это сделали: часто бывают с них по старым делам штрафы и денежные взыскания, поэтому для обеспечения себя они представляют решение свое на высочайшую конфирмацию, ибо решение сие не на строгости законов основывается, но на совести, на ясности и неоспоримости предъявленных нами документов, а именно завещание, свидетельство, письма батюшки к Ивану Алексеевичу, тетушкина бумага и проч.

Я не сомневаюсь, мой милый друг, в сочувствии доброго Шредера и милого Ваниши (да простит он мне это имя, коим напоминаются мне его юность, чистосердечие и Неаполь). Здесь все радуются! Меня всюду обнимают, я вижу, что много есть еще честных людей. Это всегда утешительно. Хотел бы я, чтобы кузина вновь обрела здравомыслие, ибо подлинно она до сих пор была как безумная или одержимая. Чего не делает проклятая корысть! Я также думаю, что нам может кое-что остаться. Дом приносил в год около 4000 рублей. Все это разворовано, разумеется; но надобно будет много починить. Придется ехать в имение весною.

Я уже читал твою статью о Даненброге в гамбургской газете. Я сердит несколько на Петерсона, но так почему же я и так жаден до брошюрок? Я их получу с твоим первым письмом, терпение! Лод ер получает множество немецких из Берлина, кои мне передает. Я раздобыл наконец перевод записок Бонапарта. Если это не его, то кого-нибудь, весьма близко знающего все уголки души его. Признаюсь тебе, что я там нашел вещи глубокие и, к несчастью, правдивые. Этот молодец знает людей, но прежде всего знает он французов. Как он им отдает справедливость! Впрочем, много бахвальства, но это его стихия.

Графу [139] Андрею Кирилловичу Разумовскому – орден сардинский. дали Аннонсиаду. Это не шутка: это брат Суворова. Я знаю, что король не дал ордена этого даже маркизу… [так в подлиннике], большому его фавориту, который последовал за ним, как подлинный Пилад, во всех его несчастиях и скитаниях, и коего нежно он любит. Здесь вытаращивают глаза при этом известии и утверждают, что граф сделан будет канцлером. Я же предсказываю, что у тебя будет Лазарь на шее и некоторая другая персона на кресте в бутоньерке. Ладно! Зеленая лента так же хорошо пойдет к красивому цвету лица некоего молодого камергера, с коим ты частенько обжираешься и куришь, и еще чаще играешь в вист.

Марица сказала мне, что ты хвастаешь, будто стал профессором в висте. Я буду все в половину к тебе ходить.

Здесь почти всякий день балы; но я мало выезжаю. Я сожалею только о тех балах, где бывает Марица, принимая в то же время приглашения милой подруги Метаксы. Вот нашла коса на камень! У Корсаковой будет праздник на целый день, прогулка в санях, завтрак, бал и проч. и проч. На здоровье! Это мир наизнанку, она должна была бы взять за пример свою почтенную дочь г-жу Волкову. Но оставим кумушек и возвратимся к честным людям. Фавст [140] Фавст Петрович Макеровский позднее был начальником Горного управления в Москве. строит планы быть сюда весною, он обязательно хочет служить. Можно подумать, что он летающий человек: он мне говорит только о местах в таможне или в удельной; и он кончит, воображаю, тем, что все это захочет. Наш старик на иголках, с тех пор как Кальарки-большой едет в Петербург. К.Д. [то есть Константин Дмитриевич Варлам, тесть К.Я.Булгакова. Кальарки – тоже валашский боярин] все боится опоздать. Зимой для такого путешествия надобно только шесть дней. Маман нетерпеливее его в этом деле. Что до Марицы, у нее одна песня: твое возвращение. Я из кожи лезу вон, чтобы развлечь публику. Я делаюсь подлинным дипломатом, я все от нее терплю, ибо я ее люблю и разделяю ее огорчение.

Знаменитый Попандопуло, приехавший из Петербурга, рассказывает о нем чудеса. Он как дикарь, увидевший зеркало первый раз в жизни. Метакса по-прежнему то Демосфен, то Алкивиад, то Нельсон, то Полишинель, то Фоблас, и все мимо. Мы ждем милого Попова, для которого я просил полгода у генерала.