Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Константин. Париж, 16 июля 1815 года

Посылаю тебе газеты. В № 8 официальной газеты ты прочитаешь об учреждении Административной комиссии. Я и являюсь комиссионером со стороны России, так что всякий день я с 10 часов утра до часу или двух в заседании. Мне это занятие нравится, я очень рад назначению.

Александр. Москва, 17 июля 1815 года

Я получил письмо от графа Ростопчина из Берлина. Здоровье его поправляется, он в восхищении от пруссаков. Его всюду встречают с ликованием и носят на руках.

Александр. Всесвятское, 19 июля 1815 года

Меня беспокоит то, что указ подписан только двумя сенаторами. Поскольку все остальные из 7-го департамента отсутствуют, нельзя ничего исполнить, ибо закон требует трех подписей. Поскольку сие обстоятельство останавливает исполнение более 200 дел в Сенате, а Кушников возвращается только через два месяца, я упросил Алябьева сделать представление Трощинскому приказать прикомандировать третьего сенатора из другого департамента, дабы подписать готовые уже 200 дел, не исполняющиеся единственно по недостатку третьей подписи сенаторской. Это может забрать три недели времени, но мы, впрочем, ничего от этого не потеряем, ибо ничего не могу делать, пока не имею твоей доверенности, которую посылаю тебе для подписания. Впрочем, все это вздор по сравнению с нашими прошлыми горестями.

Говорят, что кузина трясется, как бы мы не отняли у нее имение в Нижнем, для которого нет у нее никакой бумаги от покойного батюшки. О! За это я ее несколько попугаю: она заплатит несколькими бессонными ночами. Эти несчастные мужики из Нижнего, коих она раздражает, едва не убили ее Мишку Косого, явившегося к ним заранее собрать оброк за будущий год; они взбунтовались, крича: «Мы теперь булгаковские, а не этой кошки ободранной).» Кузина меня уже прощупывала насчет этого имения, я отвечал неопределенно.

Константин. Париж, 23 июля 1815 года

Я был убежден, что ты испытаешь радость, получив известие о новой милости, пожалованной мне нашим ангельским императором. Я понимаю, что это сильный аргумент против жалоб моей милой Маши, и в последнем письме я увидел производимое им действие: она стала куда более рассудительна, понемногу успокаивается, а известие об ускорении хода событий довершит остальное. Теперь она наберется терпения, ибо недолго уж ей осталось ждать. Да, мой милый друг, молитвам моей доброй тетушки и, главным образом, твоим я приписываю милость, какую ничем я не мог заслужить. Это еще один долг к уплате лучшему из государей, и, верно, вся моя жизнь будет употреблена на то, чтобы оправдать и заслужить продолжение его милостей. Те, кто ищет везде одну выгоду и, возможно, порицает меня за то, что долг свой я предпочел удовольствию побыть с Машей, без всякой надежды на такую великую милость, – даже и они не найдутся, что сказать. Я счастлив результатом, но еще более – доказательством благосклонности нашего Господина. Да кто же не прольет за него и последнюю каплю своей крови? Всякий раз, как происходит со мною что-нибудь счастливое, вспоминаю я батюшку и думаю: зачем не дожил он до того, чтобы разделить нашу радость?! Но он видит нас с неба, он радуется за нас, и его благословение всегда с нами. А на этом свете ты мне его заменяешь, и потому первое, что сказал я друзьям моим: как же обрадуется мой милый, мой любезнейший брат! И моя милая Наташа, и наши милые сестры, как они будут радоваться с нами!

Полетика от меня ушел. Этот превосходный человек совершенно доволен своим положением при Барклае. Фельдмаршал сумел оценить его, жалует его своим доверием, и надеюсь, что такое благорасположение начальника обернется для него преимуществами в карьере. Михаил Воронцов также был тут недолго; он вернется провести с нами несколько дней. Говорили мы и о тебе. Он тебя обнимает. Чувствует он себя как нельзя лучше, растолстел и все такой же весельчак. Вчера ввечеру мы с Полетикой и Воронцовым ходили любоваться на мамзель Марс. Она удивительная и единственная в своем роде. Она все еще красива на сцене. Ее встретили непрерывными аплодисментами, бросили ей венок, вызывали после пьесы, словом, публика была в величайшем воодушевлении, и она сего заслуживает. Какой талант, какая естественность и тонкость в ее игре! Мы были восхищены ею. У Гагарина был неплохой вкус. Так и передай ему от меня.

Я в Париже совсем не развлекаюсь. Единственное развлечение, какое я себе позволяю, – это спектакли. Я хожу иногда посмеяться над фарсами Брюне и особенно Потье, который еще смешнее, а иногда прогуливаюсь по бульварам, что называют здесь Малым Кобленсом; но вообще я нахожу Париж сильно переменившимся с прошлого года, меньше народа на улицах и набережных. Можно подумать, что жителям стыдно показываться после их поведения, которому нет никакого оправдания.

Я знаю, что граф Безбородко умер; это несчастье обременит бедного Лобанова, который только что сюда приехал, еще несколькими десятками тысяч крестьян. Он дал нам превосходный обед в тот день, когда Михаил был тут. Брат Мишо недавно приехал. Он очень хорошо переносит свое ранение, но видеть его ужасно: ему даже не остается плеча, и, однако же, он весел и шутит как прежде. Он нам доказывает, что две руки – это роскошь, и в самом деле, просто удивительно, как ловко он пользуется левой рукою. Его брат страдает больше него, видя его в таком состоянии. Он любит его нежно. Эти два брата – как мы с тобою.

Константин. Париж, 28 июля 1815 года

Я вернулся со смотра наших войск. Не видел ничего прекраснее, чем дивизии гренадеров, кирасиров и артиллерии, которые прошли сегодня по Парижу.

Константин. Париж, 1 августа 1815 года

Не знаю, говорил ли я тебе, что Муромцев приехал навестить меня, он тут со своим начальником Ермоловым. Митюша Нарышкин тоже приехал ко мне и привез мне письмо для Жанно; ты найдешь его при моем письме. Михаил Воронцов то тут, то в Мо, где находится его штаб-квартира. Он просил у меня копию с портрета, который я заказал для Полетики и копию которого привезу тебе, потому что его находят очень похожим. У меня будет и портрет Михаила, а портреты Шредера и Ламсдорфа уже написаны и поразительно похожи. У меня составилась превосходная коллекция. Тебе будет большое удовольствие ее посмотреть. Ваниша заказал свой портрет маслом; он желает, чтобы у меня был большой его портрет.

Намедни мы с друзьями были в Тиволи, на необыкновенно большом празднике, который совсем не удался. Шар не захотел подыматься, а танцовщица, которой полагалось подниматься по канату, сделала обратное: она с него упала. К счастью, успели вовремя принять ее в полотно и тем спасти ей жизнь. Она была толста сверх меры; отделалась тем, что поцарапала себе ногу. Полетика нас завтра покидает. Он остается в Мелене с фельдмаршалом и будет часто меня навещать, это всего в десяти лье отсюда. Я свыкся с ним, это превосходный молодой человек. И тут, и у фельдмаршала его все любят.