Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Константин. Париж, 22 августа 1815 года

Кланяйся в ноги моей милой сестрице за прелестные кисеты для табака, кои прислала она мне и кои мне с величайшим трудом удается отбивать от посягательств Воронцова. Они поистине очаровательны, и я не расстанусь с ними даже ради друзей своих. Мне особенно драгоценно воспоминание о ней, и очень приятно.

Вельяшев прибыл несколько поздновато, чтобы воевать, но как никогда не видал он Парижа, то по крайней мере извлечет сие преимущество из своей поездки. Я ведь давно его знаю, он племянник Шулепова и очень долго состоял в нашем департаменте.

Александр. Москва, 22 августа 1815 года

Не знаю, откуда пришел смешной слух, что ты будешь здесь почт-директором. Ты помнишь о славном человеке Келембете. Он мне сказал намедни, что один почтовый служащий сказал ему: «Говорят, Василий Петрович, что ваш приятель Булгаков назначен сюда почт-директором». Я заверил доброго Келембета, что это басня, совсем даже неправдоподобная, что ты о сем и не помышляешь, потому что цель твоя – место в чужих краях. Впрочем, это в первый и в последний раз, что слышал я разговоры об этом. Тем лучше. Я думаю, что господа почтамтские, не любя Рунича, придумали эту басню. Келембет прибавил: «Уж коли вы не знаете ничего об этом, так, стало быть, глупость».

Константин. Париж, 1 сентября 1815 года

Император вернулся нынче вечером. В день св. Александра были награждения. Я еще всего не знаю, но вот что сказывают: Барклай сделан князем, Дибич получил орден Св. Александра с бриллиантами, Толь – Св. Анны с бриллиантами, Михаил Воронцов стал генерал-адъютантом, полковник Хартинг – генералом, Марченко – статс-секретарем, маленький Дурнов – адъютантом императора.

Константин. Париж, 8 сентября 1815 года

Я еду с Нессельроде, который сопровождает императора. Мне неизвестно, какое турне совершит его величество, но, отбыв отсюда, он будет подвигаться к Москве, коей мне так не терпится достичь поскорее.

На днях я очень удивился, повстречав Соковнина, Прокофия, в коридорах Одеона. Я и не знал, что он собирался в Париж. Он был у меня в то время, как был я в Комиссии, так что я его не видел.

Сабанеев уехал на год; надеюсь, что он навестит вас в Москве. К нам много собираются на зиму: Шредер, Ламсдорф, Полетика и пр.

Я прочитал записку Лодера; но, по правде, мой милый друг, я не знаю, как можно было бы сделать теперь и тут то, чего он желает; нет у Нессельроде никакого предлога сказать о сем; такие вещи делаются по запросу главного министерства, и как Лодер знаком с Харденбергом и Гумбольдтом, то хорошо бы ему написать им и просить их сделать представление. Что до меня, при всем моем величайшем желании услужить Лодеру, мне никак невозможно это дело устроить. Дай ему сей совет, и тогда все может устроиться.

Надеюсь, что Тургенев признает, что неправ передо мной, посчитав, что не стараюсь я быть полезным его братьям. Пусть спросит о том их самих. Кстати, оба они только что получили повышение. Очень порядочные молодые люди. Каподистрия сделан статс-секретарем. Закревский получил орден Св. Анны с бриллиантами.

Константин. Париж, 20 сентября 1815 года

Наконец-то мы покидаем этот ужасный Париж, где мне было совсем не весело и который обошелся мне чертовски дорого; но все равно, мы едем, и дело с концом. Надобно будет теперь экономить понемногу, чтобы уплатить долги;

но мы все это уладим. Итак, мы едем в Дижон на австрийский смотр, император прибудет туда из Брюсселя, а из Дижона, я думаю, отправимся прямо в Берлин, в то время как император поедет навестить великих герцогинь. Куда из Берлина поедем, еще не знаю.

Что до моих вещей, буду я ехать как попало, поскольку кареты у меня тут нет, моя – у Полетики, и бог знает, застану ли его во Франкфурте при нашем проезде; что до моей славной личности, то она будет, как обыкновенно, с Нессельроде. Часть вещей своих я отправил прямо в Петербург, другая часть отправится с Кудрявским, который едет в Берлин ждать нас, а третья – со мною. Понадобится время на то, чтобы собрать их все вместе. Шредер останется тут еще ненадолго, а после приедет в Петербург. Воронцов в миссии Анстета, который назначен во Франкфурт представителем при Германской конфедерации. Крейдеман у него секретарем посольства, а Тормасов, племянник вашего генерала, помещен канцелярским служителем. Можешь объявить о сем твоему начальнику. Сим обязан он его рекомендации, ибо много имелось охотников. Бальмен назначен комиссаром на остров Св. Елены и очень тому рад.

Скажи моей кузине, что ее сын Василий остается с Михаилом Воронцовым. Я настоятельно ему его рекомендовал, как и всем лицам, от коих он будет зависеть. Ему будет хорошо. Тургенев Сергей тоже остается при нем с 1500 рублей жалованья.

Константин. Дижон, 24 сентября 1815 года

Мы прибыли сюда вчера вечером. У меня разыгрались геморроиды, кои доставляют мне необыкновенные страдания. Насилу дотащился и теперь сижу; это подлинное мучение. Не знаю, как буду продолжать я дорогу, особенно так, как едем мы с Нессельроде. Словом, придется страдать, что делать! Все ходили смотреть австрийские войска; но я не двигаюсь и пользуюсь минутой, пока мы здесь, чтобы искать облегчения. Не представляй сие в трагическом свете Маше, но страдаю я, однако же, чертовски, несмотря на то, что сие неопасно.

Александр. Москва, 4 октября 1815 года

Тургенев сумасшедший; я направил к нему человека, который должен взять твои ящики и принести их мне сюда. Дважды Тургенев сказался отсутствующим дома; теперь он мне пишет и жалуется, что мой комиссионер не приходит за ящиками. Любовь закружила ему голову. Думаю, что брак этот в конце концов устроится. И этот будет нашего полку. Он мне написал, что толстый Шаховской поставил пьесу «Липецкие воды». Он ходил ее смотреть, есть остроумные мысли, но множество длиннот и скуки. Это сатира на балладника Жуковского и Уваровского «Гомера». Жуковский, выйдя из театра, воскликнул:

Что до господина Сержа Гомера, оставляю его кому угодно: он совершенно испорчен. Я не Ахилл, он не воспоет мою ярость, но он тоже не Гомер; верно, это неудавшееся подражание Шатобриану.

Александр. Москва, 7 октября 1815 года

Я вчера был зван на обед к князю Юсупову; я и не думал встретить там своего начальника, генерала Тормасова, ни того, что, подойдя ко мне, он скажет: «Что ж, ваш брат собирается возвращаться». Он мне сказал, что император 1-го должен был прибыть в Берлин и что в конце сего месяца его величество будет в Петербурге.

Константин. Берлин, 10 октября 1815 года

Я выехал из Парижа, не вполне хорошо себя чувствуя, в Дижоне был не совсем здоров, а по приезде в Нанси у меня случился приступ сильной лихорадки. Я, однако же, не захотел останавливаться и продолжил путь с Нессельроде. Этот приступ продолжался до Франкфурта, и по приезде туда я не выдержал. Нессельроде позвал своего врача, который категорически потребовал, чтобы я остался; я принужден был согласиться, он дал мне рвотное, из меня вышло много желчи, и сие спасло меня от горячки или желчной лихорадки. Однако же мне пришлось оставаться в постели и не покидать комнаты пять дней. Почувствовав себя несколько лучше, я вновь пустился в путь с Киселевым, вынужден был провести одну ночь в Лейпциге и по приезде сюда был так слаб, что должен был снова лечь в постель и лечиться. Благодарение Богу, теперь мне лучше. Оставшиеся дни, что мы здесь проведем, должны совершенно поставить меня на ноги.