Ирина Уварова - Даниэль и все все все

Поздняя любовь, напавшая на художника зрелого и сложившегося, ослепительная страсть, переживаемая столь горячо, столь остро, одарила его второй молодостью, придала ему новое дыхание, обостренную зоркость и наградила приливом отчаянной отваги.

…Ездить на Первомайскую приходилось долго, через весь город, на долгие часы сеансов, и сидеть, конечно же, тихо. Юлию была предоставлена льгота – в ту пору он получил заказ от БВЛ на перевод белорусских поэтов, ему разрешено было – не то чтобы отвлекаться, но хотя бы думать о переводе. На меня данная ему воля не распространялась. Я, по справедливости, принадлежала фону, фон же набирался сиреневых капель, рефлексов, отраженных моей сиреневой блузкой. Но он мне польстил, придав ту таинственность, какая виделась ему женских лицах.

Да и зачем мне было отвлекаться в сторону посторонних мыслей, если можно было во все глаза смотреть на причудливый журавлиный танец, исполняемый Борисом перед мольбертом, на единоборство с холстом. Он отбегал далеко, бросая на натуру одержимый взгляд, потом стремительно нападал на холст, тонкой кистью нанося на него нечто значительное, невидимое нам.

– Зря ты, Юлий, когда позировал, белоруса переводил. Лучше бы Байрона, – сказал Фазиль Искандер на балу моделей под общий хохот.

Байрона – оно лучше, конечно, но портрет хорош, очень хорош! Висел в мастерской, Наташа говорила: «Портрет ваш меняется, стал грустным». Борис говорил: «Портрет вам отдам. Только все, что вы понавесили у себя, придется выбросить».

Ничего себе!

У нас две работы Гаянэ Хачатурян, нашей подруги. Один Соостер [10] О Юло Соостере см. с. 213–228 наст. изд – память об умершем друге. Еще Эткар Вальтер, еще Валентина Руссу-Чобану. Как это выбросить?!! Во-первых, это подарки от чистого сердца. Во-вторых, в нашей жизни они естественны, как собственная кожа.

Короче говоря, пришлось остаться без работы Биргера. Но каков! Ведь действительно в упор не видел чужой живописи.

А портрет наш и по сей день живет у Натальи Биргер. Портрет пережил Юлия, пережил Бориса и ныне обитает в Германии.

В биргеровской галерее портретов были изображения парные – Сахаровы, Копелевы, Даниэли. Еще были групповые композиции, особенно любимые самим художником. Назвать ли их «Возьмемся за руки, друзья»? Тем более что Булат присутствует на одном из полотен…

Или: «Групповой портрет диссидентов»?

Персонажи на групповых портретах могли меняться, но все они, так или иначе, были причастны кругу Биргера. Кроме перечисленных лиц там оказывались Бенедикт Сарнов, Олег Хлебников, Игорь Виноградов, Валентин Непомнящий, Григорий Поженян. Тут художник изображал и себя, иногда в шутовском двурогом колпаке. Композиция круговая, замкнутая, закрытая от внешнего мира.

Еще в распоряжении Биргера был способ сплотить свой круг, одаривая друзей радостями домашнего свойства. Он устраивал то костюмированный бал с раздачей бумажных костюмов, то новогоднюю беспроигрышную лотерею, то кукольный театр. Во всех этих затеях был привкус милой старомодности, забытых семейных традиций, милого веселого любительства.

Особое место занимал домашний кукольный театр Бориса Биргера: как водится в традиции домашних развлечений, в театре кукол были заняты любители – лица, к искусству кукольного театра непричастные.

Но кто же они были, эти любители? Алла Демидова, Булат Окуджава, Белла Ахмадулина, Фазиль Искандер и Бенедикт Сарнов. Сарнов написал кукольную комедию про Биргера, Биргер изготовил кукол из папье-маше с портретным сходством, спектакль получился смешной, насмешливый, яркий. В куклах Биргер обнаружил бóльшую тягу к реализму, нежели на живописных полотнах. Куклы были петрушечные и, как все Петрушки на свете, в конце концов передрались между собой…

Биргер со своими маскарадами, лотереями, балом моделей и куклами реконструировал какой-то старомодный мир не нам доставшегося детства. Именно домашние детские радости старинного покроя казались самым надежным ограждением от бед. В шестидесятниках вообще сохранилось мальчишеское озорство, а власть былых забав над ними была так же сильна, как и ответственное отношение к жизни, торопливо выращенное в конце пятидесятых… Виктор Некрасов вспоминал, как в доме Лунгиных они, взрослые, досрочно погнали мальчиков спать, чтоб на свободе самим собрать модель бригантины.

Кукольный театр Биргера затевался для детей, и то, что этот театр отошел в конце концов в руки друзей Биргера, означало лишь одно: Петрушки уже сами распоряжались ситуацией. Такое с куклами бывает. Они порою любят командовать, капризничать, пророчить.

Главная кукла Биргеровой коллекции была кукла Боря, автопортрет, выполненная в задиристой и старомодной манере старинных карикатур, с оранжевой куделью над высокими висками, с острым углом кадыка, петрушечная кукла, одним словом.

Куклы в театре Биргера подтрунивали друг над другом, над куклой Биргера они просто издевались. Но сам художник, и вспыльчивый, и ранимый, коллегам-куклам все прощал. Но вел себя, как положено Петрушкам – искал на ширме «образ врага», чтоб отлупцевать палкой, и вообще задирался.

Когда Биргер выехал в ФРГ «на разведку», друзья не замедлили отобразить это событие на ширме. В пьесе Сарнова обыгрывалось то обстоятельство, что Биргер посетил Германию в первый раз в составе частей Советской армии; выражалась надежда, что на сей раз он отправился по уже знакомому маршруту без военного сопровождения и так далее. Между сценами Булат играл на гитаре – «все они красавцы, все они таланты, все они поэты», а Белла Ахмадулина с куклой Белкой в руках читала с большим чувством:

Но только милый наш Борис в конце концов нас покинул и зажил с семьей в Кёльне до самой смерти.

Последний спектакль игрался в 1985-м, он назывался «Свежий ветер». Сюжет – открытие персональной выставки Биргера в Манеже.

– Пойми, старик, выставка Биргера – это только начало. А потом – Алла получит свой театр, Миша Левин станет академиком, Эдик Денисов – директором Гранд-опера…

– Ну, Бен, это ты хватил…

– Кто там еще остался? Олег? Ну, Чухонцев может стать редактором «Нового мира»… Хотя, зачем ему журнал, лучше пусть издаст свои сочинения в двенадцати томах.

– Бен, – голос Игоря Кваши, – ты бы тоже мог издать в двенадцати томах свои сочинения, если бы все это время не валялся на диване и не играл в шахматы. А так…

– А так я издам томов шесть.

– Откуда у тебя шесть томов?.. Хотя если включить переписку с Войновичем.

– Ты с ума сошел! Забыл, в какой стране живешь?