Франческо Пастура - Беллини

«Чужестранка» стоит многих «Пиратов», и я желала бы, чтобы Флоримо был рядом со мной в театре в тот первый вечер и мы могли бы вместе получить наслаждение, которое чем его больше, тем сильнее заставляет переживать… Возблагодарим господа за все…

Вы настойчиво советуете мне помогать моему сыну. Что я могу? Он властелин всего Милана, и мой удел, как я уже писала, исполнять обязанности домоправительницы и кассирши. Теперь мы разбогатеем, и я буду управлять капиталом. Постараюсь творить добро так, чтобы он был доволен мною. Он целует вам руки и шлет заверения в глубочайшем почтении…»

Ко всему этому следует добавить малоизвестные факты, которые на следующее утро после первого представления сам Беллини поведал Феличе Романи, уехавшему в Венецию задолго до премьеры. Короткое, стремительное, нервное письмо — первые впечатления музыканта от этого поистине необычайного успеха.

«Чужестранка» намного превзошла «Пирата», — сообщает он, — аплодировали всем без исключения сценам… Восторг миланцев невозможно описать. Я выходил семь раз из ложи и столько же певцы. Все прошло так, как мы даже представить себе не могли. Мы вне себя от восторга… Примите с этим письмом мою признательность, потому что своим успехом я наполовину обязан вам, мой добрый друг. Будьте всегда таким же, и мы сделаем с вами весьма блистательную карьеру…»

Он еще не перешел на дружеское «ты» с Романи, но все уже шло к этому, тем более теперь, после столь бурного проявления радости, по сравнению с которым послание дяде Ферлито, написанное на другой день, выглядит едва ли не спокойным рассуждением и потому также, что в нем мы впервые видим оценку Беллини своего творчества и определение собственного места в музыкальном искусстве: «Публика считает меня гением-новатором, а не плагиатором властного таланта Россини».

Со своей стороны, Флоримо, получив известие о новом успехе друга, поспешил сообщить о нем родственникам Беллини в Катанию, прибавив, что очень рады ему воспитанники Неаполитанской консерватории и остался очень доволен Дзингарелли, который не раз говорил в эти дни своим ученикам: «Беллини начал свою карьеру с того, чем все мы ее закончили…» Через несколько месяцев эти слова повторит Россини.

В других письмах — Тамбурини к Флоримо, а также Ролла к Дзингарелли — мы находим подтверждение успеха Беллини с прибавлением новых подробностей. Миланская пресса отметила это событие восторженными статьями, вызвавшими, правда, некоторые споры о беллиниевском стиле и прежде всего о самой главной его особенности — романтической приподнятости.

«Один образованный и в равной мере любезный читатель», как характеризует его газета, а на самом деле один из тех болтунов, что слишком горячо интересуются музыкальными проблемами, тогда как с гораздо большим успехом могли бы заниматься разведением кроликов или прилежным выращиванием хлопка, затеял одну из скучных и нудных дискуссий, не имеющих никакого смысла, но всегда находящих прессу, которая страдает от недостатка материала, чтобы заполнить свои страницы.

Однако, несмотря на споры, скорее благодаря им «Чужестранка» продолжала идти в Ла Скала со все нарастающим успехом. 20 марта этой оперой закрылся карнавальный сезон 1829 года, мало того, состоялось еще семь дополнительных спектаклей и вдобавок один — последний перед началом весеннего сезона — в пользу кассы взаимопомощи музыкантов оркестра.

А Беллини уехал в Парму еще 17 марта. И здесь получил от дяди Ферлито известие о том, что мэрия Катании намерена наградить его золотой медалью, которая будет специально отлита в честь его заслуг перед родиной. Медаль эта (он получит ее в следующем году), а также похвальное письмо маэстро Дзингарелли — полное «многих и многих выражений, которые заставили меля прослезиться, настолько я был растроган» — были самой большой радостью, какую принесла ему новая опера. «Чужестранку», как и следовало ожидать, он посвятил синьоре Джудитте Турина.

Предложение написать оперу для открытия театра Дукале в Парме Беллини получил еще в июне 1828 года, как раз в ту пору, когда, помирившись с Барбайей, вел переговоры о контракте на сочинение новой обязательной оперы для открытия сезона 1828/29 года в Ла Скала. К нему обратился Бартоломео Мерелли — тот самый, что предложил ему контракт с театром Карло Феличе. По поручению пармского импресарио он хотел бы выяснить, каковы условия катанийского композитора.

Беллини не был уверен в абсолютной порядочности Мерелли («похож на мошенника», — признался он Флоримо) и потому выставил дерзкие условия, нисколько не сомневаясь, что из этих переговоров ничего не получится. Он назвал сумму «между пятью и шестью тысячами франков» и больше не возвращался к этому предложению. Однако на всякий случай посоветовался с Поллини, который через своих знакомых в Парме не преминул поинтересоваться, действительно ли местный импресарио собирается ангажировать Беллини.

Случай представлялся весьма заманчивый. После семи лет строительства осуществилось наконец одно из самых заветных желаний правительницы Пармы герцогини Марии-Луизы — дать своим подданным, страстным любителям оперы, прекрасный театр, в котором могли бы идти спектакли, способные соперничать с соседним Миланом. Возведение здания, начавшееся в 1821 году, было закончено в 1828-м. Поскольку предстояла еще очень большая, крайне тщательная и кропотливая работа по отделке интерьера, открытие театра было отнесено на весну будущего года.

Административное руководство было поручено особой комиссии под председательством графа Стефано Санвитале. В нее входили также камергер двора, инспектор театра адвокат Луиджи Торриджани. Антрепризу взял флорентиец Андреа Бандини, который, распорядившись ангажировать самых лучших певцов и музыкантов, прежде всего задумал пригласить крупнейшего из современных композиторов — Россини. Но маэстро жил тогда в Париже, где был занят сочинением оперы «Граф Ори», а главное, окончательным покорением французского (что в ту пору означало — европейского) музыкального мира. Россини соглашался (ему предложили сказочный гонорар в 1000 золотых луидоров), но хотел бы писать оперу, оставаясь во Франции. Пармская антреприза на это условие не пошла. И тогда Бандини подумал о Беллини: слов нет, он самый молодой из композиторов, но и самый известный. И поручил Мерелли начать переговоры с катанийским музыкантом. Нам известны условия Беллини, и мы знаем также, какой кличкой он наградил Мерелли.

Он не ошибся. Мало того, что Мерелли был «мошенником», он оказался еще и предателем. Видимо, какой-то другой композитор пообещал ему большие проценты, и он послал Бандини записку, в которой отговаривал его ангажировать Беллини, потому что тот «зазнался» и ставит слишком непомерные условия. «Чего это тебе взбрело в голову брать новичка, у которого всего-то одна-единственная опера… и который в Генуе провалился? Ведь есть же Пачини, Дженерали [52] Дженерали, Пьетро (1773–1832) — итальянский композитор. Написал 52 оперы для театров Италии, Испании и Португалии, из которых наибольший успех имела «Римская вакханалия» (1815). В последние годы жизни писал исключительно духовную музыку. , Кочча [53] Кочча, Карло (1782–1873) — итальянский композитор и дирижер, ученик Дж. Паизиелло. Автор 40 опер — «Клотильда», «Мария Стюарт» и других. Писал кантаты, песни, церковную музыку. , Меркаданте. Все они без исключения неплохи и всегда будут неплохи».