Франческо Пастура - Беллини

«Некоторые газеты объявили, не знаю почему, войну бедному Беллини, — пишет корреспондент и пытается угадать причину. — Наверное, потому, что молодой маэстро не захотел преклонять колени перед алтарем дряхлых фолиантов». Возможно, он не ошибался.

Осуществив постановку «Капулети», Беллини выполнил свои обязательства перед лондонским театром. Месяцем раньше в письме Сантоканале он сообщил другу о планах на ближайшее время: «До конца июля уеду в Париж, где думаю задержаться до 20 августа, поэтому если захотите сообщить мне новости, посылайте их или в Париж или в Милан, где я буду 26 или 28 августа». К сожалению, столь четко намеченная программа была нарушена из-за целого ряда непредвиденных и досадных обстоятельств, которые вынудили Беллини отложить на время возвращение в Италию.

Беллини оставался в Лондоне до самого закрытия сезона в Кингс-театре и задержался еще на несколько дней, чтобы отправиться в обратный путь вместе с супругами Паста — по крайней мере до Парижа, где они собирались ненадолго остановиться. Последнее сообщение о пребывании Беллини в Лондоне мы находим в дневнике леди Морган. Для семьи, где жили только музыкой и искусством, это был один из привычных эпизодов, но для нас он приобретает особое значение, главным образом из-за исполнителей.

4 августа Беллини пришел к леди Морган с прощальным визитом. Его сопровождал маэстро Габусси, молодой, многообещающий итальянский музыкант, автор нескольких опер. «Беллини и Габусси, — записала Морган, — пели и играли, как ангелы…» Конечно, были исполнены фрагменты из их собственных опер или же другие произведения, любимые хозяйкой дома. Когда они сидели за фортепиано, вошел Люсьен Бонапарт, брат Наполеона, проживавший теперь с семьей в Лондоне, куда ему пришлось перебраться после революции 1830 года, изгнавшей его из Парижа. Разговор пошел об Италии, все стали превозносить эту страну и спели в ее честь:

«Люсьен, — добавляет леди Морган, — был необычайно взволнован и растроган» [76]. Тронуты были и Габусси с Беллини, вложившие лучшие чувства в это вокальное приветствие — приветствие, с которым они обращались к далекой родине, вспоминая о минувших днях; в нем звучали любовь к отчизне и тоска по ней, заставившая пролиться не одну слезу.

«Подписав контракт с Лондоном, я отправился туда и поставил там некоторые свои оперы. Когда же по пути остановился в Париже, директор Гранд-опера выразил желание, чтобы я написал оперу, и я ответил, что охотно сделаю это, но по возвращении из Лондона. И в самом деле, спустя пять месяцев я снова оказался в Париже, но возобновив разговор с вышеназванным директором, мне не удалось ни о чем с ним договориться по причине несходства интересов. Тогда антреприза Итальянского театра сделала мне предложение, которое я предпочел, потому что гонорар был выше того, что я обычно получал в Италии, хотя и не слишком большой. К тому же в этом театре такой превосходный состав исполнителей. И наконец, этот контракт давал мне возможность жить в Париже за чужой счет».

Такими словами Беллини начинает свой рассказ дяде Ферлито, попросившего музыканта написать «Историю моих дел и поступков с тех пор, как я покинул Италию». Беллини отправил письмо в апреле 1835 года, то есть примерно через двадцать месяцев после событий, о которых он сообщает, и поэтому в нем мало подробностей. Однако, кроме этого письма, у нас нет никакого другого документа, какой помог бы расположить в хронологическом порядке самые важные события, происшедшие в жизни катанийского музыканта с того времени, как он появился в Париже, и до заключения контракта с дирекцией Итальянского театра, то есть с августа по октябрь 1833 года. Воспользуемся же этой канвой, чтобы продолжить наше повествование.

Беллини прибыл в Париж не позже 16 августа, то есть во время летних каникул, когда абсолютно все состоятельные парижане разъехались отдыхать. Ясно, что Беллини не мог сразу увидеться с директором Гранд-опера, поскольку его тоже не было в городе. Конечно, первое время музыкант был занят поисками жилья, хотя бы временного, тем более что в эту пору рядом с ним не оказалось ни одного друга. Проводив супругов Паста в Италию, он остался в Париже один. Не было у него в это время и работы, которая помогла бы отвлечься.

Встреча с директором Гранд-опера состоялась, по-видимому, либо в конце августа, либо в первых числах сентября, когда после летней жары начинала пробуждаться жизнь в городе. Беллини, однако, сразу же заметил, что предложение сочинить оперу, сделанное пять месяцев назад, теперь приняло совсем иной вид, не в его пользу. Вот почему «не удалось ни о чём договориться по причине несходства интересов», то есть велика была разница между обещанными условиями в апреле (тогда ему был предложен «гонорар, а также сохранение авторских прав») и теми, о которых шла речь в сентябре.

Очень может быть, что переговоры вылились в целый ряд обсуждений. И должно быть поняв, что дискуссии ни к чему не приведут, Беллини начал обсуждать вопрос о новой опере с дирекцией Итальянского театра — об опере, которая должна была пойти в осенне-зимнем сезоне 1834/35 года. И хотя переговоры велись не с Гранд-опера, все равно они должны были льстить самолюбию Беллини, потому что Итальянский театр в 1835 году «был самым элегантным в Париже. Спектакль в Итальянском театре означал не просто представление оперы на сцене, но и светское действо в зрительном зале». И Беллини не мог упустить еще и эту возможность получить работу и приобрести известность, к которой он стремился в Париже. От нас ускользает, однако, причина, почему от начала переговоров о написании оперы для Итальянского театра до подписания контракта прошло три месяца.

Исходило ли предложение непосредственно от самого театра или Беллини предпринял для этого какие-то дипломатические шаги? Понадобились ли долгие обсуждения, прежде чем пришли к обоюдному согласию? Потребовалась ли чья-либо помощь, чтобы сдвинуть с места подписание контракта, или задержка произошла из-за обычной бюрократической волокиты, тем более что времени было достаточно? Трудно ответить определенно на все эти вопросы. Несомненно, однако, что Беллини не был начинающим автором для Парижа. Его оперы появились в Итальянском театре еще в 1831 году — сначала «Сомнамбула», а через год «Пират» и «Чужестранка». В предстоящем сезоне, в октябре, были объявлены «Капулети» и снова «Пират».

Можно не сомневаться, что предложение написать новую оперу для будущего сезона исходило именно от дирекции Итальянского театра, но вполне возможно, однако, для подписания контракта необходимо было чье-то согласие, пусть даже чисто формальное. И скорее всего согласие должен был дать Россини, авторитетнейший художественный консультант оперных театров в Париже.