Юлия Варенцова - Люди неба [Как они стали монахами]

– А сейчас с каким чувством вы приходите в Дом кино, оказываетесь вот в этих стенах?

– Ну, мне вообще очень приятно то, что здесь так много портретов, среди которых я вижу людей, мне очень близких. Филатова Леню, как раз на нас смотрит, и Хмельницкого. Очень много, и кажется, что они с нами. Вот Жариков смотрит на нас тоже. Вы знаете, мне приятно это, потому что люди, которые смотрят со стен, очень достойные, духовные люди. И я благодарна Господу, что имела возможность с ними как-то соприкасаться, и каждый из них меня научил чему-то именно в духовном плане. Потому что профессия актера – душевная, мы общаемся не на материальном уровне, а на душевно-духовном, и поэтому нельзя принижать это.

– А если говорить о вас, актриса Ольга Гобзева и инокиня Ольга – это два разных человека?

– Да.

– В чем разница?

– Это не мне судить. Об этом, наверное, могут судить люди, которые меня наблюдают, видят. Может быть, какие-то навыки актерской профессии – они остались, но артистизм свойственен очень многим иерархам. Был необыкновенно артистичен владыка Питирим, необыкновенно. Очень артистичен отец Артемий Владимиров, согласитесь. Артистизм – он свойственен не только именно актеру, он свойственен людям, и часто людям духовным, и это очень хорошо, это правильно. Потому что мы же для людей, мы же не для себя, а мы должны привлекать, мы должны собою отражать то в душах людей, которые нас видят, что в них самих живет. Мы должны быть узнаваемы не снаружи, а изнутри, в этом суть.

В последнее время инокиня Ольга все меньше похожа на затворницу. Она ведет свою программу на радио и делает цикл передач на телеканале «Спас», поминая добрым словом знаменитых актеров ушедшей эпохи.

– Вы – ведущая и радиопрограммы, и телевизионной программы. А вот такая публичная деятельность – для вас тоже какое-то особое послушание?

– Это именно послушание, потому что в страшном сне я бы не стала… ну, не стремилась быть публичным человеком. Послушание, которое давно еще было дано мне, чтобы я не отказывалась от интервью, чтобы я рассказывала, отвечала на те вопросы, которые мне задают. Потому что владыка сказал: «Матушка…» Когда я ему сказала: «Владыка, ну я уже ушла давно из актрис, и мне не хочется этого», – он сказал: «А при чем здесь вы? – довольно, так сказать, жестко. – Это не для вас, это для людей». Вот я и терплю.

Здесь, наверное, весь секрет состоит в том, что вот этот, как им кажется, контраст, что была актрисой, а стала инокиней, пошла в рясофорное монашество. Вот этот контраст у всех любопытство вызывает, что могло произойти, может, какая-то драма любовная. Это было бы, наверное, самое шикарное. Но этого не было.

И моя жизнь, на самом деле, и в кино – она не была такой, как думают люди, то есть подарки, поклонники. Это был труд, это был поиск, часто труд такой мучительный, чтобы что-то получилось. Потому что это тонко, это надо пропустить через себя. Иногда, бывает, режиссер совершенно не твоего духа – это вообще очень тяжело. А работать нужно, как мне говорил мой батюшка. Когда я жаловалась, что я уже хочу давно покончить с этим, он говорил: «Нужно работать, у тебя сынок растет». Я попросту рассказываю людям, простым людям, просто я знаю, кто меня слушает и кто меня смотрит. Это люди, которым, ну, за 40, большей частью. И потом, то, что говорю, я говорю для них, они меня слышат и понимают. Я очень хочу, чтобы меня слышали в Алапаевске мои друзья, которых я, по воле судьбы, покинула, но которые у меня остались в сердце. Их тепло, их желание помочь монастырю и мне для меня осталось драгоценностью такой внутренней, даром. Я никогда не говорю вообще, например, даже если приходится говорить в камеру, я всегда как бы чувствую, вижу человека, который мне отвечает.

Я понимаю людей, которые увидели и сказали: «Ой, я вас видела. Вы то-се», – я, конечно, отвечаю. Потом говорят: «Вы знаете, я вас видела тоже», – я отвечаю, а потом прихожу домой как пустой котел.

– В чем главная идея программы «Светлая память»?

– Она и состоит в том, чтобы помянуть людей, актеров советского периода, которые так много дали нашей стране, нашим людям, которые формировали характеры. Очень часто, я знаю, что какой-нибудь мальчишка, увидя фильм о Маресьеве, мечтал стать героем и становился им. Поэтому здесь, понимаете, такая связь, и мне хотелось бы, чтобы эта связь не терялась между уходящим поколением и вместе с тем даже сейчас советское кино смотрят с удовольствием и предпочитают его современному кино. Во-первых, мне очень хочется, чтобы те люди, которые придут в гости, которые вспоминают, скажем, о Баталове, о Самойловой, чтобы они вспоминали с любовью. Ведь они уже там, на небесах, и ждут и от нас, ждут этого света, чтоб сказать: «Господи, помоги рабе Божией Людмиле, рабу Божию Аристарху, рабе Божией Ольге». Они о нас вспоминают хорошо, потому что сейчас об актерах очень много делается передач, но они часто унижают личность и образ актера, потому что погружаются в какие-то случайные, иногда бытовые ситуации, и это очень больно. Меня это режет. Просто говорю: «Да вы посмотрите, сами посмотрите по этим кадрам, вспомните, это же абсолютный свет». Это своего рода проповедь, которая исповедь, которую каждый актер, почти каждый актер советского кино через экран исповедовал. Исповедовал добро, благородство, свою душу. Он исповедовал свое желание служить Отечеству, понимаете?

И это гораздо сильнее, чем просто, например, услышать из уст какого-нибудь деятеля, что надо любить свою Родину. Ведь известна история, что, глядя на фильм, в котором снимался Любшин, захотел Владимир Владимирович стать разведчиком. Вот это пример того, что экран обладает колоссальной тайной, своей какой-то притягательностью. Он дает человеку какую-то возможность нового дыхания, новой жизни, поступка, подвига. А, казалось бы, просто кино…

– А с кем-то из своих друзей, знакомых из прошлой жизни, из мира кино вам уже довелось встретиться в рамках этого проекта?

– Да, да, много, много. Просто очень замечательные. Я вспоминаю и Леонида Хейфеца, и Абдрашитова Вадима. Они прекрасно говорили о моем друге, о гениальном артисте Олеге Ивановиче Борисове, и я им так благодарна. Это просто мой такой подарок. Это… это справедливо. Потом, кто еще у меня так вот оставил… Юрочка Чернов, который с такой теплотой говорил о Соколовой, о Любе Соколовой, о Ларионовой тоже. Это когда есть тепло человеческое, когда ты не сравниваешь себя ни с кем: вот какой актер, я лучше или ты лучше, а как-то ты… у тебя есть способность восхищаться другим, не самим собой, а другим: «Какой актер! Как он играл замечательно!» – вот это качество восхищения – оно очень ценно, его нельзя терять. И я хочу, если Бог даст, несмотря на сложности, продолжить передачу, я хочу не просто восхищаться, а восхищаться талантом и глубиною актеров, с которыми, к счастью, моя судьба меня соприкоснула. И мне бы хотелось, чтобы восхищались все вокруг.