Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Наш Степной фронт из резервного превратился в действующий, вклинился между Воронежским фронтом справа и Юго-Западным слева.

На Белгородском направлении противник, создав мощную ударную группировку, ценой огромных потерь вклинился в нашу оборону на 30–35 километров.

Острие клина пришлось на Прохоровку. Это и наше направление, мы восточнее Прохоровки, в районе Поныри.

Танковые соединения немцев прорвали оборону под Прохоровкой и, казалось, беспрепятственно двинутся к Курску.

Этого не произошло. В ближнем тылу наших войск находилась в резерве пятая танковая армия генерала Ротмистрова. Она походным маршем подошла к Прохоровке и с ходу вступила в бой.

Завязалось встречное танковое сражение.

Это была крупнейшая танковая битва Второй мировой войны, в ней с обеих сторон одновременно участвовало более 1200 танков, много авиации и артиллерии.

Немцы битву проиграли.

На этом наступление противника закончилось, он перешел к обороне. Расстояние между нашими и немецкими окопами около километра, где чуть больше, где меньше.

Местами наша передовая проходит по лесозащитной полосе. Там густой кустарник, очень хорошая маскировка. Со своей радиостанцией располагаемся метрах в трехстах от передовой, «нейтралку» отсюда не видно.

Телефонная связь работает надежно, радиостанцию включаем только для проверки связи, по графику, каждый четный час.

Прошел очередной сеанс связи. У нас два относительно свободных часа.

Много разговоров было о новой немецкой технике. Взять хотя бы «Тигра». Немцы считали, что он неуязвим, будет врезаться в нашу оборону, как нож в масло. Но нашлась управа и на «Тигров», и на весь их зверинец.

Очень хочется взглянуть на «Тигра», какой он на самом деле. Кто их видел — говорят разное.

Никакая опасность не может победить ребячье любопытство. Ведь говорят, что лучше раз увидеть, чем семь раз услышать.

Одним словом, отправился с напарником на передовую. Где ползком, где пробежал пригнувшись, добрались до окопов, тех, что в кустарнике.

Залегли между двух окопов так, чтобы видна была «нейтралка» и не нарушалась маскировка окопов. Тихонько раздвинули ветки кустарника.

На «нейтралке» у немецких окопов ползают два «Тигра». Задача у них, видимо, попугать нас. Производят «Тигры» впечатление, кажутся неуязвимыми, машины большие, тяжелые с мощной броней, сильным оружием.

Они явно сильнее «тридцать четверок», но какие-то неуклюжие, уступают им по скорости и маневренности. Близко не подходят, держаться на почтительном расстоянии. Похоже, мощь нашей артиллерии уже испытали, держатся на расстоянии выстрела (это такое расстояние, на котором специальные снаряды наших пушек пробивают их броню).

Вдруг один «Тигр» разворачивается и едет в нашу сторону, поворачивается башня, орудие нацелено прямо на нас, екнуло сердечко: неужели плохо замаскировались и он нас разглядел.

Твардовский в «Василии Теркине» об ощущении, посетившем меня, сказал так: «с пушкой, в душу наведенный, страшен танк, идущий в бой».

В этот раз пронесло, танк развернулся и ушел. Взволнованные, гордые и довольные возвращаемся к себе. Нам здорово влетело от полковника, который все видел и по-своему оценил наше «геройство».

Сегодня тяжелый день. Нам приказано занять безымянную высоту. Несколько раз полк подымался в атаку, а успеха нет и потери большие.

Перед глазами поле с жухлой травой и эта проклятая высота. Вот она, перед нами, будто в нескольких шагах, а попробуй, дойди.

Перед высотой дорога, по местному «большак», идет по небольшой земляной насыпи, отличается от шоссе тем, что твердого покрытия нет.

Немцы за ней основательно закрепились.

Когда время уже перевалило за полдень, наконец удалось сломить сопротивление противника. Обстановка изменилась.

Полковник направился в один из батальонов и приказал мне через некоторое время прибыть к нему. Короткими перебежками, а кое-где ползком, продвигаюсь вперед.

Добрался до дороги. Через нее не побежишь, сразу пулемет скосит.

Пробираюсь ползком, правой рукой держу автомат, левой подтягиваю радиостанцию. Жарко, во рту с утра глотка воды не было, губы потрескались, горло пересохло, мучает жажда. Мечтаю о глотке воды.

На дороге колдобина, в ней остатки воды от последнего дождя. На вид вода прозрачная, чистая, навоза на дне не видно, нет и масляных пятен от прохода танков.

Невольно сделал глоток, вода чуть горьковатая, пахнет керосином, дегтем и чем-то еще. Выплюнуть не мог, инстинктивно проглотил. Посмотрел в сторону, а в стороне, метрах в пяти-шести от меня поперек колдобины лежит труп. Мне чуть дурно не стало, да еще испугался, что отравился трупным ядом. Пару дней подрагивал, но ничего, обошлось.

За дорогой кочковатое поле, видимо высохшее болото, между кочками песок. Ползу между кочек.

Впереди метрах в 30 увидел немца. Меня он не видит. Я за автомат, он у меня был снят с предохранителя. Ну, думаю, сейчас немцу каюк, нажал на спуск.

Автомат щелкнул, но не выстрелил. Подвела песчинка, попавшая в затвор – и его заело.

Автомат ППШ всем был хорош, устройство простое, скорострельность высокая, а вот песка боялся. Пока я возился, немец ждать не стал, удрал, видно испугался, даже не выстрелил.

Дальше без приключений добрался до полковника, обеспечил связь с дивизией и батальонами. К вечеру эту проклятую высоту заняли, приказ выполнили.

Полк с боями успешно продвигается вперед. Мы, радисты, с полковником то на передовой, то чуть сзади. Когда по складывающейся оперативной обстановке непрерывно действующая радиосвязь не требуется, необходимости находиться постоянно рядом с полковником нет. Проверка связи проводится периодически и между сеансами связи мы относительно свободны.

В один из таких «антрактов» иду по полю в полосе действий полка и неожиданно обнаруживаю делянку помидор (томатов). Лето в этом году жаркое, много помидор уже спелых. Помидоры в России известны примерно с 1790 года. Они, как и картофель, выходцы из Южной Америки, любители континентального климата, тепла и солнца.

Помидоры — неженки, успешно растут, если ночная температура не менее 13 градусов тепла, а дневная не менее 20, при продолжительности светового дня 10–12 часов, погибают при малейшем заморозке.

Наличие целой делянки помидор (томатов) меня удивило. До Отечественной войны блюда из помидор на обеденном столе были редкостью.

Помидоры в центральной, а тем более в северной части России широкого распространения не получили.

Причина, видимо, была в том, что растут они не менее трех месяцев, а безморозный период у нас частенько и меньше месяца. В этих условиях их выращивают из рассады. Занимались ими пригородные хозяйства и горожане на приусадебных участках, а крестьяне, как правило, не занимались.