Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Между нами что-то сверкнуло, и оглушительно грохнуло. На мгновенье оцепенел, инстинктивно замер на мгновенье с протянутой рукой, пытаюсь понять, что произошло.

Осматриваюсь, вижу невероятную картину. В руке у меня от ложки остался только черенок, котелок остался на месте, но пустой, его разорвало, развернуло.

Миша сидит напротив меня и пытается понять, что случилось. Произошло невероятное, в котелок попала мина из немецкого ротного миномета. Опять немец оставил нас без обеда.

Через несколько минут стрессовое состояние, вызванное произошедшим чудом, стало проходить.

Действительно чудом можно назвать случившееся. Смерть была совсем рядом, между нами, а мы не только живы, но и не ранены.

Радость была не долгой. Лишились мы котелка, а я еще и ложки, а солдат без своего котелка, а тем более ложки — голодный солдат. Пообедав, кто-нибудь дает котелок взаймы, но ложки никто не даст.

Пойдешь после всех на кухню, повар плеснет остатки обеда. Только остатки не всегда сладки. Наш старшина из своих сверхнормативных запасов какой-нибудь котелок нам, возможно, выдаст. С ложками хуже, нет ложек даже для «блатных».

По разным причинам солдаты ложки теряют. Такое, казалось, безвыходное положение разрядили нашедшиеся среди солдат умельцы. Освоили они изготовление ложек из кусочков листового алюминия от сбитых самолетов, обрезков дерева особых пород.

Алюминиевые ложки получались неплохие, а деревянные не такие, как теперь продаются в магазинах, а грубые, кривые, неудобные.

Тут я вспомнил, что мне однажды попалась такая деревянная ложка, толстенная, кривая, щербатая. Видимо мастер только учился резать. Хотел я ее тогда выбросить, но на всякий случай в свой мешок положил.

Как я ей теперь обрадовался!

Нам зачитали приказ т. Сталина о положительной роли православной церкви в борьбе с фашизмом. Служителям церкви разрешили трудиться в госпиталях по оказанию помощи раненым и заниматься другими полезными для фронта делами, некоторых наградили орденами и медалями.

Священников, батюшек полагалось приветствовать как офицеров.

Прошло некоторое время. В какой-то деревеньке расположились на двух-трехдневный отдых. Идем с Мишей посередине деревенской улицы, наслаждаемся хорошей погодой, мирной обстановкой.

Вдруг навстречу идет батюшка, солидный такой, с большущим нагрудным крестом. Быстро решаем, как поступить: сделать вид, что не заметили или действовать по всем правилам ритуала. Остановились на последнем.

Приветствие офицера — целый ритуал. За два шага до встречи требовалось перейти на строевой шаг, отдать честь и сделать еще строевой шаг. Подходим к батюшке, выполняем весь ритуал, пожалуй, с излишним усердием. Строевой шаг «рубим» так, что в соседних домах оконные стекла звенят, а собаки во дворах лай подняли.

Довольные собой, продолжаем путь. Тут послышался батюшкин бас: «Отроки, подойдите».

Конечно, всполошились. Очевидно, что-то батюшке не понравилось, будет жаловаться и получим мы очередной втык.

Делать нечего, подходим. Он говорит: «Отроки, супостата бьете?» Дружно отвечаем: «Бьем, батюшка».

Батюшка нас благословляет и произносит: «Бейте супостата во славу Божию» — и дает поцеловать крест.

Крест послушно целуем и мирно расходимся. В последствии неоднократно вспоминал этот эпизод.

Дело в том, что после этого случая остался живым в, казалось, безвыходных ситуациях. Что это, случайное совпадение или промысел Божий?

Вышли на подступы к Белгороду. Кругом поля, местность ровная с небольшим уклоном в сторону Северского Донца и Белгорода.

Белгород расположился против нас, совсем близко, на правом, крутом, высоком, почти отвесном берегу.

Северский Донец — типичная равнинная река, довольно широкая, но летом мелкая, течение медленное, лишь у правого берега стремнина с глубинами более 2 метров.

На нашем левом берегу болото, сплошные заросли высоких камышей. Передовая в камышах.

Маскировка неплохая, но окопаться на болоте невозможно.

Бойцы сооружают своеобразные «гнезда» из болотного торфа и дерна. Защищают они менее надежно, чем окопы или щели, но все же удовлетворительно.

Мимо нашего НП на передовую проходит пополнение. Обратно возвращаются раненые, но их немного.

Наше НП — это обычная землянка, мы ее называем блиндажом, в три наката с земляными неукрепленными стенами. До передовой около километра.

В блиндаже постоянно находится полковник, кто-то из офицеров и дежурные радист и телефонист.

Дежурю на радиостанции, Миша рядом в щели. Полковник что-то колдует на карте. Мы с телефонистом тихонько обсуждаем последние фронтовые новости, переданные по центральному радио.

Начался очередной минометный обстрел. Бьют тяжелые минометы. В этот раз в нашу сторону разрывы все ближе и ближе. Накопленный опыт подсказывает, что следующая мина – «наша», попадет в нас.

Все замерли в ожидании. Предчувствие оправдалось.

Мина попала в правый край наката. Блиндаж наполнился пылью и дымом.

Перекрытие уцелело, но осело примерно на полметра. Потолок стал косой.

Второй взрыв произвел такой же эффект, только слева.

Потолок выпрямился, но высота землянки раньше была примерно 2 метра, а стала значительно меньше.

Мы уже не можем встать во весь рост, можем только сидеть.

Ждем решения своей судьбы, ждем третью мину. Если она угодит в середину перекрытия, потолок соединится с полом. Нас даже хоронить не придется. Братская могила готова.

Третья мина взорвалась где-то рядом. Облегченно вздохнули, в этот раз пронесло. Мой Миша тоже живой и целый сидит в нашей щели.

Во время моего дежурства полковник принял капитана, прибывшего с пополнением, и направил в один из батальонов, взамен недавно раненного командира. Через некоторое время комбат доложил, что новый командир струсил, ротой не руководит, замаскировался вдали от своих бойцов в более безопасном месте, приказы не выполняет.

Ситуация сложилась сложная. Полковник о случившемся доложил комдиву.

Комдив сказал, что сам разберется на месте, и приказал доставить капитана на наше НП.

Вскоре нам доставили капитана и прибыл комдив.

Разобравшись, комдив убедился, что капитан действительно струсил, бросил своих солдат и не выполнял приказы. Итог был краткий и трагичный. Комдив лично расстрелял труса.

Пожалел я сперва капитана. Судя по всему, отважный воин, имел несколько высоких наград. Офицер выбрал удобное место для наблюдения. Вот только расположился он не в зоне действий своей роты, не там, где ему было приказано, а в более безопасном месте. Как он мог оперативно руководить своими бойцами — непонятно.