Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Увидел порожек в калитке, очень высокий, перешагнуть его можно с трудом, называется по-местному «перелаз». Сделано это для того, чтобы, когда открыта калитка, мелкая живность не могла убежать со двора на улицу.

Удивили туалеты, они во дворе. Это яма, на которую сверху положены две дощечки, это не удивило, удивило другое. С трех сторон яма огорожена плетнем, с четвертой – открыта, иногда все ограждение — четыре кукурузных стебля по углам.

Увидел ведро, на вид хорошее, словно новое, лежащее в бурьяне, обрадовался, подошел. Оно оказалось без дна. Подобных находок было несколько. Ведро все же нашли. Попалось мятое, старенькое, но целое.

Ведро есть, нужна веревка. Воспользоваться вожжами не решились, потом не прицепим как нужно, но выход нашли: соединили четыре своих пояса.

Достали воду, напоили Рамку, она выпила ведро воды, и еще просит. Мы в растерянности — можно дать ей еще или нет. Все же дали, выпила еще полведра.

Дело в том, что обращаться с лошадью мы не умели. Я, хоть и из сельской местности, как кормят и поят знаю, а сколько чего давать не знаю.

Миша коренной москвич. Он с лошадью знаком как со средством передвижения.

В Москве гужевого транспорта было порядочно не только до войны, но и после нее, до пуска метро. Еще когда пустили метро, Леонид Утесов пел известную песню, где были такие слова: «Чтоб запрячь тебя, я нынче отправляюсь от Сокольников до парка на метро».

Миша говорит, что лошадь после того как напилась, должна двигаться, иначе у нее заболят ноги.

И вот, чтобы «спасти» лошадку, Миша запряженную Рамку (распрячь ее не умеем) начал водить вокруг колодца. Картина впечатляющая.

Мимо проходит полковник, с удивлением спрашивает: «Что это у нас происходит?» Мы ему все объяснили.

Сперва он от души посмеялся. Затем не без удовольствия показал, как нужно распрягать и запрягать лошадь.

Он бывший конник Буденного. Потребовал, чтобы мы под его контролем все повторили. Оказывается — хомут одевают вверх ногами, а потом поворачивают, а всю упряжь нужно затягивать очень туго, иначе будут потертости. На ночь Рамку распрягли.

Запрячь лошадку утром полковник нам не доверил, прислал своего кучера.

Лошадь такая умница, подставляет голову так, чтобы удобнее было одеть хомут.

Приехали на НП, распрягли Рамку, пустили пастись. По совету артиллеристов, у них тоже лошади здесь, стреножили кобылу, чтобы не ушла далеко.

Поскольку паек нашей Рамки пропал, приходится добывать корм. Говорят, хорошая пища для травоядных — кукурузные початки.

Заросли кукурузы рядом. Кукурузные початки в состоянии молочно-восковой спелости. Это самое то, что нужно.

Заросли кукурузы — хорошая маскировка. Незаметно для противника можно запасти корм.

Довольно быстро нарвали большую кучу початков. Завернули свое «богатство» в плащ палатку, получился огромный узел.

Подумали, что корма хватит больше, чем на сутки. Только ошиблись, Рамка все съела и еще просит. Пришлось повторить.

Двух узлов ей хватило.

Так мучились две недели, кормили, поили, научились запрягать. В конечном счете, очень привязались к нашей Рамке.

Когда прибыл через две недели новый ездовой, Рамку ему передал с сожалением, хоть и трудно с ней было.

Что удивительно, все дни Рамка была под бомбежками и артобстрелами, кругом погибали люди, а она оставалась цела и невредима, словно над ней защитный колпак был.

Снова у нас темные ночи, как тогда под Воронежем, когда командовал сперва отделением, а затем взводом в танковом десанте, пока не ранили. Как и тогда, ночное небо прочерчивали ракеты.

Стемнело, сижу в нашей уютной землянке. На столе горит трофейная свечка. Это картонная круглая коробочка, похожая на обрезанное от бутылки донышко с невысоким бортиком и фитилем посередине.

После жаркого дня приятно ощущать легкую прохладу землянки.

В «антрактах» между ракетами ищу глазами на небе Большую Медведицу, нахожу Полярную звезду и поглядываю на север, в сторону своей родины.

А еще вспоминаю свою любимую песню «Темная ночь». Слова и музыка песни не позволяют остаться равнодушным… Впечатление, что ее авторы находятся рядом со мной. В песне и героизм, и романтика.

О войне много песен, но только эта глубоко врезалась в душу и навсегда осталась в памяти.

Благодушное настроение нарушил шум пролетающего вблизи чужого самолета.

Только что заняли деревеньку. Улица еще интенсивно обстреливается. Пробираемся задворками на западную окраину.

Впереди взревел мотор немецкого танка. Осторожно приближаемся к месту, откуда был слышен шум мотора.

Танка уже нет, ушел. В воздухе еще следы выхлопных газов, медленно выпрямляется примятая трава.

На улице стало спокойно, по ней проезжает артиллерийская батарея, пушки на прицепе у автомашин. К нам подходит артиллерист, спрашивает:

– Танки немецкие были?

Я отвечаю:

– Были, один только что ушел, примятая им трава еще не выпрямилась до конца.

Артиллеристы обрадовались. Говорят, что мы их сейчас догоним и всыпем как следует.

На сердце отрадно — раньше мы бегали от немецких танков, а теперь они бегут от наших артиллеристов.

Время перевалило за полдень. Связываюсь с батальонами. Комбаты докладывают, что начатое утром наступление развивается успешно, продвинулись порядочно, километра на два.

Полковник решает направиться в один из батальонов. Наша небольшая группа в пути. В ней командир полка, начальник штаба полка, несколько офицеров, радисты, телефонисты, разведчики-наблюдатели.

Идем гуськом по тропинке, налево большой глубокий овраг. Дно оврага с соседней высотки, занятой противником, не просматривается, наша тропинка тоже.

По дороге, проложенной по дну оврага, непрерывной лентой движутся обозы с боеприпасами для передовой, навстречу редкие санитарные повозки с ранеными.