Борис Семов - Воспоминания фронтового радиста (от Риги до Альп)

Все везде хорошо охраняется. Духом не падаем, не получилось сегодня, получится завтра. Завтра тоже не получилось. Так прошло несколько дней.

Новая беда. К холоду прибавился голод. Имевшийся у нас запас провианта быстро кончился.

Попытались зайти в ближайшую деревню, но чудом не нарвались на остановившихся там немцев.

Немного посчастливилось — в поле наткнулись на копну необмолоченного гороха.

С голодухи набросились на горох, набили карманы и все, что можно, спелыми высохшими стручками. Теперь некоторое время продержимся.

В районе немецкой передовой и недалеко от нас рвутся снаряды. Это наши ведут артподготовку, скоро начнется наступление.

Я обрадовался, сейчас наши прорвут немецкую оборону и мы их тут встретим.

Получилось иначе. Немцы, отходя, дотошно прочесывали местность.

Пришлось и нам отходить. Уже больше двух недель мотаемся в немецком тылу, где-то в окрестностях Липовца, юго-западнее Корсунь-Шевченковского. Все никак не можем найти «окно», завшивели, как-то заскорузли. Свет не мил стал.

Сегодня нашли удобное место для ночлега. Наступило новолуние, ночь темная. В начале все было спокойно. К утру слева в стороне послышался шум, ржанье лошадей, раздаются немецкие команды.

Мы затаились. Уже стало светло, а днем выбираться из укрытия опасно. Тихонько, аккуратно выглянул. В низине, возле нее, а мы на небольшой возвышенности, разместилась немецкая артиллерийская батарея.

С вооружением у них видимо неважно. Пушки на больших деревянных, с металлическими ободьями, колесах.

Из пушек куда-то стреляют. Жалею, что нет у нас радиостанции, а то передал бы координаты батареи нашим артиллеристам, и был бы каюк батарее.

Те неисправные радиостанции, которые были у нас, мы где-то закопали, чтобы они не достались немцам.

Ответный удар наносит наша артиллерия. Кучно рвутся снаряды, но жаль, что чуть в стороне от немецкой батареи. День тихонько просидели в своем укрытии, а ночью постарались подальше убраться от такого шумного соседа.

Немцы снова отступают. Мы не теряем надежды найти «окно», но пока безуспешно.

Ранее утро. Вот-вот из-за горизонта выглянет солнышко, станет совсем светло. Меня это не радует. Передо мной широкое, вспаханное осенью поле. За ним вдали виднеются какие-то заросли. До них нужно добраться, пока совсем не рассвело.

Весна на поле еще не полностью разрушила комья земли, не сравняла борозды, местами сохранился снежок.

Там и тут виднеется что-то похожее на лежащих людей. Что это — в сумерках сразу не разобрать.

Внимательно всмотрелся, и на душе стало муторно. Это же лежат трупы, одетые в нашу военную форму, это же наши погибшие воины. Их довольно много, возможно, больше сотни.

Зимой, развивая наступление, наши войска существенно продвинулись на запад. На некоторых участках фронта наши воинские части были вынуждены отступить. Происходили ожесточенные сражения, теперь эти места находились в глубоком немецком тылу. Волею судьбы мы оказались на одном из таких мест.

Какова судьба сражавшейся здесь части? Сумела она пробиться к своим, или попала, как мы, в окружение — это мне не известно.

Наступающий день торопит. Как только светило поднимется над горизонтом, все наше поле будет просматриваться, как на ладони. Если наблюдателей нет, на поле находиться все равно опасно.

Утром немецкие самолеты-разведчики «рама» и «костыль» совершают облет и наблюдение прифронтовой зоны. Когда обнаруживают что-либо подозрительное, сообщают наземным войскам, которые действуют на месте. Иногда наводят на цель свои самолеты.

Торопиться необходимо, но забывать об осторожности тоже нельзя.

Наше поле может быть заминировано. Внимательно приглядываюсь. Следов минирования не видно. Результаты работы весны — налицо. Комья вспаханной земли деформировались, полурассыпались, позаплыли борозды.

Чтобы уложить мины, необходимо потревожить комья земли вдоль борозды. Придать первозданный вид всему этому очень сложно. На первый взгляд, ничего не потревожено. Но это может быть обманчиво.

Первые шаги делаем очень осторожно, идем след в след. Сделав первые шаги, убедились, что все чисто, пошли уверенно и быстро.

Заветные заросли совсем близко, но и солнышко не дремлет. Последние наши шаги совпали с восходом светила.

Кажется, успели. Спешно маскируемся в густом кустарнике. Подождали некоторое время. Все тихо, нас не обнаружили. Решили по очереди дежурить и немного отдохнуть.

Встретилась нам выжженная деревушка. От хат остались кучи углей и по-украински выбеленные печи. Жителей то ли угнали немцы, то ли они сами куда-то эвакуировались. В деревне никого нет.

Судя по всему, население деревню покидало впопыхах. Об этом можно судить по остаткам вещей на пепелище и остаткам наполовину выкипевшего борща в горшках в печках.

Я обрадовался, сейчас борща похлебаем. Не вышло, он оказался очень соленым, сильно упарился. Воды, чтобы его разбавить у нас не было, а искать и греть воду времени не было.

Если прошлую зиму были лютые морозы, то эта зима была, наоборот, очень теплая. Только это меня не радует, и вот почему.

Немцы прижали нас к речушке. Она не широкая. Но глубокая и не замерзшая. Брода вблизи нигде не видно. Выбора у нас нет. Впереди река, сзади немцы и плен.

Выход один. Плыть через реку. Плыть, но как? Я плавать не умею.

Нашел кусок доски. Вот и выход. Разделся. Узел из шинели со шмотками положил на доску. Полез в реку. Вода ледяная, одной рукой держусь за доску, в другой белье, ногами болтаю изо всех сил.

Спутнику лучше. Он плавать умеет. Окоченел, но до того берега добрался, только свой узел немного подмочил.

Вылез на берег, одел влажное белье. Оно холодит, а не греет. Пытаюсь согреться, машу руками, прыгаю, исполняю танец дикарей.

Ищем подходящее место, где можно надежно замаскироваться и хоть немного согреться.

Жизнь наша снова осложнилась. Прошлую зиму мы страдали от лютых холодов. Теперь не рады теплу. То ли мы забрались далеко на юг, то ли эта зима здесь была необычно теплой, а весна ранней, только реки не замерзли, а черноземы оттаяли.

Поля превратились в сплошную глубокую, липкую, вязкую грязь. Ноги вязнут чуть не по колено. Каждый шаг дается с трудом. Ноги словно засасывает. Вытаскиваешь с трудом ногу и боишься, что остался без ботинка или его подошвы.

Движение теперь возможно только по мощеной шоссейной дороге. Она от нас справа, на расстоянии примерно километра. Ведет она на юг, вероятно, к Могилеву-Подольскому.

По дороге сплошным потоком движутся отступающие немецкие войска. Понятно, что мы этой дорогой воспользоваться не можем.