Составитель-Дмитрий Нич - Варлам Шаламов в свидетельствах современников

– Что Вам известно о причинах разрыва Бориса Леонидовича и Варлама Тихоновича? Вначале они были очень близки, но потом их общение прекратилось.

– Мне неизвестно ничего. Всё, что я знаю об Ольге Всеволодовне, преимущественно крайне негативного свойства, я опубликовал в своих воспоминаниях о Пастернаке, которые сейчас полностью напечатаны в журнале «Звезда» в 2009-2010 гг. Дочка Ольги Всеволодовны, с которой я дружил в те пастернаковские годы, Ира Емельянова, на меня обижена и писала даже письмо в «Звезду», хотела поймать меня на каких-то ошибках – но это её дело. Но я допускаю, что Ольга Всеволодовна, которая знала Шаламова, по каким-то причинам не хотела продолжения его общения с Борисом Леонидовичем. Я в своих воспоминаниях привожу некоторые примеры того, как при мне несколько раз Ольга Всеволодовна плохо говорила о каких-то людях, явно пытаясь повлиять на Бориса Леонидовича в смысле ухудшения его отношения к близким друзьям (я её не так много видел, в частности в присутствии Пастернака; он меня с ней познакомил, когда наступили эти тяжёлые дни, сказав, что мало ли что с ним случится, он хочет, чтобы близкие ему люди знали друг друга). Иногда она добивалась кое-чего, я такие ситуации видел. Но было ли это в отношении Шаламова? Там много оснований есть предположить, что было. Хотя я никаких подробностей не знаю и подозреваю, что очень мало кто знает эти подробности. Вообще говоря, об Ивинской, как ни удивительно, довольно мало известно, существует определённое табу, и даже в местами очень хорошей книге Быкова о Пастернаке то, что написано об Ивинской, по-моему, совсем не достоверно – особенно там, где он напрасно верит ее мемуарам, полных если не откровенного вранья, то преднамеренных умолчаний.

Фрагменты из выступления на Шаламовской конференции, 2011. Сетевая версия на сайте Варлам Шаламов.

Текст http://shalamov.ru/research/175/

Видеоролик http://shalamov.ru/video/19.html

Вячеслав Всеволодович Иванов (род. 1929), семиотик, лингвист, директор Русской антропологической школы РГГУ, сын писателя Всеволода Иванова

«Я с ним познакомилась в «Знамени» в 1972 году. Я тогда пришла работать в отдел поэзии совсем еще юным существом, и первый поэт, который ко мне тогда пришел, был Варлам Тихонович. Он был человеком абсолютно вне любой литературной среды, она ему была совершенно не только противопоказана, а я думаю, что она ему была и неприятна».

Из интервью на Радио Свобода, 2007, сетевая версия на сайте радиостанции http://www.svobodanews.ru/content/article/398201.html

_________

«То, что он в 1972 году был вынужден отречься от публикации на Западе [...] фактически его заставили написать письмо, которое было напечатано в «Литературной газете», то, что публикации на Западе не соответствуют тому, как бы он хотел представить своё творчество, они представляют его не так, как он сам хотел себя представить. И вообще, сделаны вне его воли и распоряжений. Что соответствовало реальности. Это всё так. Но эта публикация Солженицыным ставилась Шаламову не то, что в упрёк, Солженицын написал: «Шаламов умер» после этого. Странно, что для Солженицына сразу не умер Пастернак, после публикации своего письма Никите Сергеевичу. Вот так резко высказался. Что Шаламов воспринял очень болезненно.[…]

Это был первый поэт, который пришёл ко мне, когда я пришла работать в те самые годы в «Знамя».[...] Я пошла работать редактором в отдел поэзии. Это был Тверской бульвар, особнячок, с правой стороны от Литературного института, сейчас там какое-то туристическое бюро. И тогда там отдел поэзии, отдел прозы и отдел критики сидели вместе в одной комнате, на первом этаже. Была осень. И пришёл Шаламов, уже лежали его стихи в «Знамени».

Я сказала, что Людмила Ивановна Скорино, несмотря на абсолютную ретроградность своего поведения в кожевниковские годы, а он тогда был главным редактором, она почему-то испытывала нежные чувства к Шаламову. И когда я пришла, я увидела, что ко мне входит человек со следами некоторой болезни на лице и с угловатыми движениями. У него же было такое заболевание, которое отличали головокружения, такая странная походка, он мог в любой момент упасть, в том числе и на улице, и могли не понять, что происходит с человеком, могли подумать, что он пьян.

Но на самом деле это последствия, конечно, лагерные, эта болезнь. Такой странный человек, но с абсолютно выточенным лицом, которое иногда дёргалось, и несколько стихов шли в журнале «Знамя». В том числе стихи, которые так или иначе были связаны с Сибирью, с Севером. Но лагерной темы, как таковой, в них не было. Это было начало 70-х годов. И уже тогда я думаю, что это было после письма Шаламова, напечатанного в «Литературной газете». Он публиковался в «Знамени», чуть-чуть публиковался, 2-3 стихотворения за год в журнале «Юность».

Олег Чухонцев вспоминает о своих встречах с Варламом Шаламовым, они ходили вместе после того, как Варлам Тихонович прочитал вёрстку стихотворения, они ходили вместе в столовую обедать. И Олег Григорьевич Чухонцев вспоминает, как Шаламов брал то, что называется «первое, второе, третье» на подносе. И как он исключительно аккуратно и необыкновенно быстро это всё съедал.[...]

Это был человек, абсолютно закрытый, живший в комнатке в коммунальной квартире. В этой коммунальной квартире люди не понимали, с кем они живут рядом. И закончивший свою жизнь в интернате для хроников, а последние дни, перед смертью, проведший в больнице для психохроников, где он и скончался, потому что ему не могли уже помочь, его просто страшным образом простудили в январе, когда он на носилках ждал своей палаты в течение нескольких часов. Фактически в мёрзлом помещении».

Из интервью на радиостанции Эхо Москвы, 2009, сетевая версия на сайте радиостанции http://www.echo.msk.ru/programs/all/602461-echo/

Наталья Борисовна Иванова (род. 1945), литературный критик, редактор, литературовед

Первые и последние встречи

Когда я пишу эти маленькие заметки для памяти – Варлам Тихонович Шаламов жив, однако находится в таком физическом состоянии, что вряд ли сможет вернуться к творческой деятельности.*

Двадцать пятого мая текущего года мне пришлось помогать молодой женщине из Литфонда – Наталье Ивановне – отправлять Шаламова в дом для престарелых инвалидов, который мы в разговорах между собой называли более мягко – пансионатом.

Нужна ли была такая крайняя мера для этого человека? Видимо, нужна. Другого реально осуществимого варианта никто из его знакомых и близких не находил.

В последние два или три года (не знаю точно) Шаламов потерял всякую работоспособность. Он давно, более десяти лет, ничего не слышит, потеряна координация движений. Выходя на улицу погулять, он часто не мог самостоятельно вернуться к себе домой. Иногда в таком состоянии его подбирала скорая помощь и он оказывался в первой попавшейся больнице без денег, документов. Последнее время речь Шаламова стала совершенно непонятной, но самое страшное из всего – это потеря зрения.