Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

Русский закон карал с одинаковой строгостью и убийцу, и того, кто всего лишь изувечил ближнему руку. 820Ведь человек в России ценится преимущественно по его воинским способностям; все прочие виды деятельности связаны с нравами и установлениями, в России ныне еще не развившимися. Впрочем, женщины в Петербурге проникнуты, кажется, тем патриотическим чувством, которое сообщает государству нравственную мощь. Княгиня Долгорукая, баронесса Строганова 821и многие другие, также весьма родовитые дамы 822уже получили известия о том, что большая часть их поместий в Смоленской губернии разорена, однако они, казалось, вспоминали о своих утратах лишь для того, чтобы побудить своих соотечественниц также пожертвовать всем своим состоянием. Княгиня Долгорукая рассказала мне о длиннобородом старце, который, глядя на Смоленск с близлежащего холма, со слезами говорил внуку, сидевшему у него на коленях: «Прежде, дитя мое, русские одерживали победы на другом конце Европы; теперь чужестранцы теснят их на родной земле». Старец горевал недаром; вскоре мы увидим, как отомстили русские за его слезы.

В Петербурге распространилась весть, что император Александр отправился в Або для свидания с генералом Бернадотом, шведским наследным принцем. С этой минуты сомнений относительно того, на чьей стороне этот принц собирается выступить в нынешней войне, оставаться не могло; между тем от его решения зависела участь России, а следовательно, и всей Европы. Впоследствии мы увидим, какое влияние оказало оно на ход событий. Во время встречи шведского принца и российского императора до Або дошло известие о взятии Смоленска; именно в этот день Александр дал самому себе и своему шведскому союзнику обещание ни при каких обстоятельствах не подписывать мир с Наполеоном. «Если неприятель захватит Петербург, — сказал он, — я отступлю в Сибирь. Там я воскрешу древние русские обычаи, и, уподобившись нашим длиннобородым предкам, мы отобьем Россию у врага». — «Это решение принесет свободу Европе!» — вскричал шведский принц. Его предсказание исполнилось. 823

Я вторично увидела императора Александра после его возвращения из Або, и свидание, которым он меня удостоил, вселило в меня такую убежденность в твердости его воли, что, несмотря на взятие Москвы и все слухи, какие оно породило, я ни единого мгновения не верила в то, что он уступит неприятелю. Он благоволил сообщить мне, что после взятия Смоленска генерал Бертье написал одному из русских генералов письмо касательно некоторых военных дел и закончил его извещением о том, что император Наполеон по-прежнему испытывает самые дружеские чувства к императору Александру, — пошлое глумление, которое российский император оценил по заслугам. 824Наполеон преподал Александру уроки военные и политические, движимый в первом случае шарлатанством порока, а во втором — желанием хвастать презрительной беспечностью. Он ошибся насчет характера Александра; благородство натуры российского императора он принял за плутовство и не понял, что если этот государь сверх меры восхищался им, Наполеоном, то лишь потому, что почитал его сторонником принципов Французской революции, согласных с собственными его убеждениями; что же касается до порабощения Европы в союзе с Наполеоном, об этом Александр не помышлял никогда. Наполеон счел, что сумеет в этом случае, как и во многих других, ввести собеседника в заблуждение, расписав ему выгоды, какие его якобы ожидают, однако он обманулся в своих намерениях, ибо в лице Александра встретил человека совестливого; между тем совесть — добродетель, силы которой Наполеон не знает и потому никогда не принимает ее в расчет.

Хотя г-н Барклай де Толли пользовался немалым уважением, неудачи в начале кампании отвратили от него общественное мнение, которое прочило ему на смену генерала весьма славного, князя Кутузова. Сей последний был назначен главнокомандующим за две недели до взятия Москвы и добрался до армии лишь за шесть дней до начала великого сражения, разыгравшегося близ этого города, — сражения, которое получило название Бородинского. 825Я видела князя накануне его отъезда из Петербурга. Манеры этого старца исполнены изящества, а лицо — живости, несмотря на то что за полвека, проведенных в сражениях, он не раз страдал от самых чудовищных ран и даже потерял один глаз. 826Признаюсь, глядя на него, я опасалась, что ему недостанет сил бороться с наступавшими на Россию молодыми и жестокими воинами, пришлецами из всех концов Европы; однако русские, будучи царедворцами в Петербурге, в армии вновь обращаются в татар; пример Суворова доказывает, что ни возраст, ни почести не способны истощить их энергию, как физическую, так и моральную. Прощаясь с прославленным маршалом Кутузовым, я испытала сильное волнение; я не знала, кого я обнимаю: победителя или мученика, но я видела, что он сознает величие дела, на него возложенного. 827Ему предстояло защитить или, вернее сказать, восстановить все добродетели, какими человек обязан христианской религии, все достоинство, каким наделяет его Господь, всю независимость, какую дарует ему природа; предстояло вырвать все эти сокровища из когтей одного-единственного человека, ибо французы ничуть не больше виноваты в преступлениях его армии, чем немцы или итальянцы, воевавшие на его стороне. Колдовская сила адской злобы покорила землю его власти. Провидению угодно было показать людям, во что превращаются все они, и угнетатели, и угнетенные, презрев религию.

Перед отъездом в армию генерал Кутузов отслужил молебен в Казанской церкви; народ, следовавший за ним по пятам, призывал его спасти Россию. Какое испытание для существа смертного! Преданность отечеству стоила Кутузову жизни. Но ему сладостно было принести ее в жертву: слишком велик был энтузиазм, им владевший. Есть мгновения, когда ради утоления потребностей души человеку надобно умереть. 828

Убежденная в благородстве мнений и великодушии поступков шведского наследного принца, я более чем когда-либо утвердилась в намерении возвратить моих сыновей на родину их отца 829и устроить их вступление в шведскую службу; в конце сентября 830я покинула Петербург и через Финляндию направилась в Швецию. Проститься со мной пришли мои новые друзья, чьей привязанностью была я обязана сродству наших чувств: сэр Роберт Вильсон, ищущий повсюду случая сразиться с неприятелем и согреть пылким своим умом души окружающих; 831г-н фон Штейн, человек античных добродетелей, который не смог бы долее жить на свете, не обрети Германия свободу; 832испанский посланник дон Бермуде, каждодневно отстаивающий интересы своей нации; 833английский посланник — благородный лорд Тирконнел; остроумный адмирал Бентинк; 834Теттенборн, адъютант князя Шварценберга, который, вовремя его покинув, имел счастье войти в Гамбург; 835Алексис де Ноай, единственный француз, у которого достало мужества покинуть отечество, покорившееся тирану, единственный, кто, подобно мне, мог постоять в России за честь Франции; 836полковник Дёрнберг — отважный гессенец, которого ничто не могло отвратить от принятого решения; 837Арндт, немецкий писатель, неизменно выступавший за правое дело, 838а также несколько русских, позднее прославивших свои имена великими подвигами. Никогда еще судьба мира не подвергалась стольким опасностям; никто не смел в этом признаться, но всякий об этом знал. Мне, единственной женщине в кругу этих мужчин, ничто не угрожало, однако я не забыла страданий, выпавших на мою долю прежде. Прощаясь с этими достойными защитниками рода человеческого, я не знала, с кем из них вижусь в последний раз; двоих уже нет на свете. 839