Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Однако Рудольф не испытывал иллюзий по поводу того, как он выглядит на сцене. Он мог шутить о своих «арабесках канапе», имея в виду горизонтальную, просевшую спину. Увидевшись с Кларой Сент через несколько лет, он сказал: «Если хочешь увидеть на сцене un vieux con [183], приходи и посмотри мой спектакль!» Балет, как поняла Виолетт Верди, был лечением, без которого он не мог обойтись. «С потом выходят не только минеральные соли: выходит большая доля гнева, большая доля чуши и негатива – ты все это сжигаешь, как следует занимаясь у станка. По-моему, он будет заниматься у станка до тех пор, пока может ходить». И только один балет способен был отвлечь Рудольфа от его состояния. «По-моему, вначале он испугался, – сказал Мишель Канеси. – Но потом, увидев, что все идет неплохо, что он может танцевать и ставить балеты, он ненадолго забыл о болезни».

Поскольку такой интенсивный график выступлений не позволял Рудольфу продолжить лечение HPA-23 в клинике Ля Питье-Сальпетриер, Канеси вызвался найти замену для остальных пациентов и ездить с ним на гастроли. Это означало, что он мог не только ежедневно делать уколы, но и присматривать за падением тромбоцитов, основным побочным действием лекарства. Некоторые, особенно Дус, сомневались в компетентности Канеси в лечении СПИДа, но Рудольф ни разу не терял веру в своего врача. В то время возникали всевозможные версии лечения, от инъекций озона до процедуры очищения крови (плазмаферезе), но Рудольф их игнорировал. Для него то, что Канеси находился рядом, было способом уклонения от сложного вопроса. «Он как будто говорил: «Я передаю эту задачу вам. Вы ее решайте, потому что у меня есть другие дела».

В ноябре 1985 г. они оба поехали на гастроли с «Балетом Нанси». Гастроли начинались в Валенсии; затем они поехали во Флоренцию и Германию. Для труппы Мишель был не врачом Рудольфа, а молодым дерматологом, возможно бойфрендом, который откровенно наслаждался своим положением в свите звезды. «Мы с Рудольфом никогда не занимались сексом, хотя был один момент, когда это могло произойти. Меня не влекло к нему, и потом, я хотел держаться на определенном расстоянии». Тем не менее его воспоминания о гастролях самые радостные – «как путешествие с Битлами». Канеси признает, что он благодарен за полученную тогда возможность бежать от своей парижской практики. «Тогда шли годы ужаса. Меня в кабинете осаждали пациенты с ВИЧ; я был близок к выгоранию.

Все было в самом деле ужасно: у половины моих пациентов анализы были положительными. Они приходили и показывали, что у них на коже, и я понимал, что у них СПИД и через несколько месяцев они умрут. Не обходилось и без стыда – мужчины-бисексуалы заражали своих жен, – и я неожиданно для себя стал узнавать самые тайные стороны человеческой жизни».

Во Франции только в 1985 г. люди начинали понимать, насколько тяжел СПИД, хотя настоящей паники еще не возникло. В том году городские власти закрыли нью-йоркские бани, но в Париже гей-сауны существовали по-прежнему, и район между Пон-Неф и Тюильри по-прежнему славился анонимными гей-свиданиями, особенно в общественных туалетах. Реклама презервативов была запрещена, а врачи делились в зависимости от того, считали ли они своим долгом предупредить пациентов с ВИЧ об опасности, какую они представляют для других.

Вилли Розенбаум считал, что демонизация «той или иной практики, того или иного удовольствия» вела к нарушению доверия, важного для отношений врача и пациента; некоторые врачи-геи высказывались в пользу осторожности; другие считали, что это новый вид подавления. В ответ на статью, написанную президентом Ассоциации геев, в которой утверждалось, что мужчинам-гомосексуалам нет причин менять свое поведение, Мишель Канеси опубликовал контратаку. «Я сказал, что для человека неестественно заниматься сексом с двенадцатью различными партнерами в один день, но все начали звать меня «Кассандрой», злым пророком».

Сам Рудольф, по словам Канеси, хотя он был скрытен в том, что касалось его сексуальных предпочтений, «иногда сознавал опасность, а иногда – совершенно нет». Подтверждая это, Стивен Шерифф вспоминает, что именно Рудольф предложил им пользоваться презервативами – «хотя мне приходилось выходить и покупать их», – в то время как Роберт Трейси утверждает, что со многими партнерами Рудольф, по его собственному признанию, занимался незащищенным сексом. «Их было множество. Все уже умерли». И хотя одних поражало «полное отрицание» Рудольфа, другие называют его поведение больше демонстративным неповиновением. «Рудольф был не из тех, кому легко отказать». Разумеется, нам известно из рассказа биографа-очевидца Отиса Стюарта, как Рудольф обслуживал «какого-то юного блондина», известно, что еще зимой 1985 г. он часто посещал «Трап». «Допив свой напиток, он… поднимается по лестнице. Сначала ручеек, потом весь зал следует за ним… среди самых пылких внимательных зрителей карьеры Нуреева».

В конце декабря Шандор Горлински рассказал Рудольфу, что получил из Ниццы, от поверенного, письмо, в котором утверждалось, что Роза пришла к нему без приглашения и безостановочно говорила почти два часа. «Мне удавалось говорить всего минут пять». Явно страдая от того, что выглядело паранойей, она говорила о том, что французская полиция обвиняет ее в шпионаже и следит за ней, из-за чего местные лавочники «то дружелюбны, то враждебны». Находя невозможным иметь дело с сестрой Рудольфа, «которая считает, что все настроены против нее, преследуют ее и крадут ее деньги», сотрудники отделения банка в Ла-Тюрби отказались выдать Розе чековую книжку, что лишь подтвердило ее подозрения, что все в городке сговорились против нее: «Она уверена, что многие пытаются ее отравить, и поэтому спит на кухонном столе, потому что там низкий потолок и ей удобнее мыть и чистить всевозможные поверхности (в том числе потолок) каждый день, чтобы растворить вредные субстанции… В других помещениях гуляют сквозняки, и она подозревает, что отравители с помощью сквозняков впрыскивают в дом яды». Узнав годом ранее, что брат собирается продать виллу в Ла-Тюрби, Роза все больше тревожилась. Впервые она обратилась к адвокату в ноябре 1984 г. (и ожидала, что счет за посещение оплатит Рудольф). Она отказывалась переезжать в квартиру в Монако и хотела, чтобы ее назначили экономкой «Виллы Аркадия»: «Ее самое большое желание – присматривать за активами брата». Явно по диктовке Рудольфа Горлински написал ответ фирме «Шонфрухт и Кº». Его письмо больше свидетельствует о раздражении, чем о сострадании. «Г-н Нуреев не желает, чтобы она занималась охраной его собственности во Франции. Он прекрасно способен делать это сам… и не желает никакого вмешательства с ее стороны… Кроме того, г-н Нуреев не имеет намерения делать ее экономкой виллы, раз сама атмосфера Ла-Тюрби кажется ей настолько отравленной».