Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Чьим самым известным творением было платье, расшитое блестками, которое надевала Мэрилин Монро летом предыдущего года, когда исполнила знаменитое «С днем рождения» президенту Кеннеди.

В 1966 г. он все же купил недвижимость в Монако, имея в виду налоговые послабления. «Лотус Блю» на бульваре Жардан Экзотик – это квартира с одной спальней на четвертом этаже, с двумя террасами и хорошими видами, но там Рудольф провел не больше двух ночей. «И это ничего для него не изменило, – говорит Марика. – Потому что он просил политического убежища во Франции».

Когда в Було-сюр-Мер жила Мэри Гарден, сопрано из Шотландии (первая Мелисанда Дебюсси), она давала сольные концерты в «Аркадии», перестроенном амбаре с превосходной акустикой.

В «Письме из Москвы», опубликованном в журнале New Yorker 15 сентября 2003 г., Виктор Ерофеев исчерпывающе пишет о русском мате, происходящем от слова «мать». До последнего времени матерные ругательства воспринимались настолько серьезно, что нередко становились причиной драк, доходящих и до убийства.

Не приходится и говорить, что «русский капиталист номер один» в тот вечер танцевал.

Благодарственное письмо Дани написал из тюрьмы: «Здесь у меня есть много времени для того, чтобы думать, и я думаю о чудесном времени, которое у нас было и которое могло бы быть» (архив Рудольфа Нуреева).

Его слова перекликались с фразой из последнего письма Эрика: «Иногда я кричу, чтобы забыть о своем одиночестве».

Именно «Змеиной шкуре» Уильямс подарил одну из своих любимых строк: «Никто никогда не узнает никого. Все мы приговорены к пожизненному одиночному заключению в собственных шкурах!» Много лет спустя в США, когда Рудольф и Уильямс отправились гулять, на Рудольфе была куртка из змеиной кожи. «Я вспомнил Нижинского и то, что, исполняя «Послеполуденный отдых фавна», он одевался как животное» (цит. в интервью Дэвида Дэниела для Nureyev Observed).

Главным изменением, которое внес Рудольф, стала новая кода, позаимствованная из другой части балета. «Не думаю, что это очень большое преступление, потому что оно все же было в стиле Петипа, с его подлинными элементами и хореографией». Но Марго, следуя его рекомендациям, ввела в вариацию Никии диагональ с быстрыми, накладывающимися друг на друга па и игрой верхней части туловища, а соло Рудольфа расцвечено его собственной импровизацией: элементами, навеянными Бурнонвилем.

Тейя оказался заложником властей. Он еще надеялся на их воссоединение, написав Рудольфу, что, после того, как он завершит образование в Ленинграде, «останется совсем недолго до тебя. В этом я даже уверен». Но Рудольф больше никогда не пытался связаться с Тейей, которому до конца жизни запретили выезжать за пределы «железного занавеса», даже для того, чтобы ставить балеты, например, в Японии. Его семья тоже пострадала. Его дочь Юрико, от рождения обладавшую идеальными физическими данными для того, чтобы стать великой балериной, не приняли в Государственную академию балета из-за связи ее отца с предателем, телефон сестры прослушивался, племянник служил в армии в Сибири. Погрузившись в глубокую депрессию, Тейя запил и в 1979 г. утонул при загадочных обстоятельствах. Его вторая жена Ютта, также танцовщица, которая унаследовала его архив, состоящий из фильмов и фотографий, знала о его опасной связи с русской звездой. С другой стороны, даже самые близкие друзья Рудольфа на Западе ни разу не слышали, чтобы он произносил имя Тейи. «Тейя всегда его помнил, – утверждает Ютта. – Но он сидел за Берлинской стеной, а Рудольф находился в другом мире».

Более того, Марго в самом деле считала Рудольфа «очень зрелым с художественной, но незрелым с эмоциональной точки зрения» (Dance Magazine, январь 1964 г.).

«Водный», как объясняет Саймон Блу Робинсон в своей книге «Год с Рудольфом Нуреевым», означает «мокрый». «Он считал, что я всегда кладу в салат слишком много заправки».

Кроме того, против романа говорит замечание Рудольфа Найджелу Гослингу, когда они обсуждали сотрудничество над балетом по «Кавалеру роз» Штрауса. Марго, сказал он, «наверное, будет шокирована» ролью Маршальши, пожилой женщины, которая изменяет мужу с молодым человеком.

23 октября Рудольф представил значительно пересмотренную версию 2-го действия: «Ушли все фейерверки!» – производя эффект с бруновской сдержанностью и мастерским самообладанием. «Нурееву, – писал критик Ферно Холл, – каким-то образом удалось делать повороты медленными и элегическими, слегка наклоняясь вперед, и выражая растущую усталость, а также нежные чувства к Жизели. Только танцовщик, полностью владеющий техникой элемента, способен настолько изменить его стиль и воздействие, в гармонии с драматической ситуацией» (Ballet Today, декабрь 1964 г.).

Только в небольшой партии из «Гамлета» Роберта Хелпмана у Рудольфа была главная роль, которая, по мнению критика из Ballet Today, стала его самым ярким достижением того времени. «Он был особенно хорош в дуэте с Офелией [Линн Сеймур], которую он пригибал к земле с ужасающей, но выстраданной жестокостью» (Ballet Today, май – июнь 1964 г.).

Сейчас хорошо известно: Хименес обнаружил, что у Тито интрижка с его женой. Позже Рудольф с удовольствием пересказывал эту историю, изображая стрелка, дрожащего от ярости. «Знаете, почему его подстрелили? Потому что он изменял Марго. Она собиралась развестись с ним, а его друзья… его застрелили. Они промазали, потому что были в бешенстве» (Саймон Робинсон. Год с Нуреевым). Марго, по словам Джоан Тринг, никогда не позволяла себе верить в измену мужа. «Все годы брака она прятала голову в песок. Она обычно нападала на послов за зваными ужинами и спрашивала: «Почему вы не арестовали человека, который стрелял в Тито?» У них был закон, оправдывавший преступления, совершенные в порыве страсти, вот почему».

Происшествие обросло легендами, как и тот случай, когда Рудольф заявил: «Нуреев сам себя не обслуживает». У этой истории несколько версий. В одной в стену полетела тарелка со спагетти; в другой (также принадлежащей Полу Тейлору) Рудольф «щедро дает всем дополнительное представление, разбив о стену несколько бокалов». Сам Рудольф объяснял: он согласился приехать на прием у Менотти, «только если я смогу сесть – потому что я устал, ведь весь день провел в театре… Поэтому я не обслуживал себя, вот и все. Я не хотел стоять в очереди. Я устал» («Интервью Линн Барбер: Танцевать вопреки времени», The Independent on Sunday, 19 августа 1990 г.).