Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

Очевидно, так же считал ее муж. Проведя несколько дней в Стокгольме в конце августа, Монахан вернулся и сказал новозеландской танцовщице Гейл Томас, их опасно красивой 22-летней квартирантке (с которой у него начался роман): «Между ними что-то есть». Рудольф позже снова заявит, что их роман окончился беременностью, что сама Мерл энергично отрицает. Ее брак с Монаханом распался два года спустя, а Гейл, корифейка «Королевского балета», впоследствии стала третьей женой критика.

Свальберг, который слышал каждое слово, сказал репортеру, что он хотел бы ответить на жалобы г-на Нуреева. «Я привел в пример одну из наших балерин, которая значительно выросла как артистка после того, как родила детей». Считая важным поддержать Свальберга, которого Бетти Олифант выбрала в качестве нового директора школы, позже к нему подошел Эрик и поблагодарил за его слова.

Невозможно понять, почему Аштон не хотел, чтобы Монджардино создавал декорации для лондонской постановки, и представить, на что они были похожи. Нико Георгиадис, которому заказали декорации в Лондоне вместо Монджардино, был занят новой постановкой «Аиды», поэтому лондонская премьера «Щелкунчика», запланированная на Рождество, была отложена до конца февраля 1968 г.

Потратив почти все наследство и поняв, что ей придется искать работу, она предложила Берже – «Я и подумать не мог, чтобы Клара работала», – что она займется освещением в прессе готовящейся к выходу коллекции готовой одежды «Рив Гош».

Рудольф попросил кухарку-экономку приготовить Жилю завтрак. «Мои слезы капали в яйца». (В 1995 г. он купил серебряные подставки для яиц на распродаже имущества Нуреева.)

Когда у Нуреевых появился свой телефон, Рудольф иногда слышал, как отец кашляет на заднем плане, но они ни разу не позвали друг друга к телефону.

Правда, в апреле 1972 г., как будто желая отомстить, Макмиллан поставил гротескный балет «Интермедия», грубую пародию для Линн Сеймур и Рудольфа, который играл циркового силача.

Моника стала спонсором мюзикла «Волосы» после того, как кто-то другой отказался. В качестве ответной любезности Майкл Батлер согласился посмотреть Хирама. Когда труппа уезжала на гастроли, Моника репетировала с Хирамом по телефону, напевая Lucy in the Sky with Diamonds, но после прослушивания ей позвонил Батлер и пожаловался: «Твой приятель не умеет ни петь, ни играть». – «Да, – возразила Моника, – зато он такой красивый, что все о нем заговорят». Так и оказалось. На следующий год после того, как Франко Дзеффирелли увидел Хирама в хоре, красавец получил главную роль в «Сатириконе» Феллини.

В мае 1970 г. Рудольф сказал репортеру Newsweek: «Я разработал ряд приемов, позволяющих мне сохранить силы. Я понял, например, что я лучше всего танцую, когда ко мне приходит второе дыхание. Поэтому перед спектаклем я подолгу изнуряю себя, повторяя каждый элемент, который исполняю на сцене… почти до изнеможения. Потом, когда тело находится под большим напряжением, оно будет двигаться, несмотря ни на какие мысленные барьеры».

В 1973 г. Тони Ричардсон поставил фильм по пьесе Олби «Неустойчивое равновесие», получившей Пулитцеровскую премию. Главную мужскую роль сыграл Пол Скофилд, главную женскую – Кэтрин Хепберн.

Кристоферу Хэмптону, которого позже привлекли для написания более приемлемого сценария фильма о Нижинском, Рудольф, несмотря на дружбу с драматургом, жаловался, что версия Олби «ужасна». Он аргументировал это тем, что в сценарии было «слишком много Дягилева». Когда они встретились в Нью-Йорке, чтобы обсудить сценарий, Хэмптон обещал Рудольфу, что Нижинский будет на экране с начала до конца. Однако из их планов снова ничего не вышло.

Ровно через десять лет Герберт Росс снял собственный фильм о Нижинском, продюсером выступила его жена Нора Кей. Дягилева сыграл Алан Бейтс, а Нижинского – Джордж де ла Пенья. Фильм сочли «смелой попыткой показать историю любви геев, но недостаточно смелой, чтобы она имела успех».

Конечно, после того, как Люба провела выходные с иностранцами, в понедельник ее вызвали в Первый отдел, где ее допросил сотрудник КГБ. «Он начал спрашивать о спутниках Ли, о чем мы разговаривали, задавал много разных вопросов. Но я снова и снова повторяла, что мы говорили о балете и об искусстве в целом. Потом меня попросили все написать. Они злились, но ничего не могли мне сделать. Меня не наказали, но много лет меня не повышали по службе и не пускали на международные конференции, потому что я считалась «неблагонадежной».

Несколько лет спустя Барнума арестовали по обвинению в убийстве. Обнаружив, что в одну из принадлежащих ему квартир самовольно вселился какой-то парень, он заявил, что застрелил его из самозащиты, и его освободили, не предъявив обвинения. Он скоропостижно умер после пожара в одном из его домов (следствие настаивало на поджоге). Это был викторианский особняк на холме, «немного напоминающий дом из фильма «Психо», – вспоминает Уоллес. – Эд был в спальне на втором этаже с каким-то мальчиком. Выпроводив своего любовника, он вернулся и сгорел в огне. Настоящая южная готика».

Однако вечером накануне премьеры между хореографом и звездой все же произошла стычка. Рудольф настаивал на том, что выйдет на сцену в белом трико, потому что, как выразился дизайнер Джо Юла, «вены на его члене и очертания ягодиц лучше проступали на белом». Роббинс, который требовал, чтобы Рудольф надел трико, которое сшил ему Юла («земляного цвета, в том и было дело – ведь он был частью земли»), зашел в гримерку танцовщика перед самым его выходом на сцену. «Неизвестно, что там произошло, но Ну-реев танцевал в коричневом трико» (Грег Лоуренс. Dance with Demons).

Когда труппа Бежара приехала в Лондон, Рудольф пригласил Мению, Хорхе и Сюзанну Фаррелл на Файф-Роуд, где Марго, которая много слышала о Мении, встретила ее с особой теплотой. «Она была чудесна и говорила со мной и Хорхе по-испански».

Представление, которое, как вспоминает Бари, было «как представление дикого зверя. Это было противоположностью того, что он делал с Малером».

Вскоре Уоллу предстояло достичь величайшей цели Рудольфа: исполнения классических ролей, «заточенных» под его талант. Кеннет Макмиллан первым задействовал силу танцовщика как актера, разглядев под его от природы светлым сценическим образом темное подводное течение и позволив ему полностью самовыразиться в «Майерлинге» – первом западном балете в трех действиях, когда-либо созданном для мужчины.