Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

На его 35-летие танцоры в отместку приготовили ему шуточный подарок, который с трудом вынесли на сцену – украшенный драгоценными камнями и отороченный мехом танцевальный пояс, изготовленный главным костюмером.

Рудольф попросил Юрока включить в программу гастролей что-нибудь современное и собирался устроить пробный дебют в Балтиморе в октябре до премьеры в Нью-Йорке.

На самом деле они довольно быстро нашли общий язык: оба были умны и обладали незаурядным чувством юмора. «На самом деле они были больше связаны внутренне», – считает Алдоус. И хотя Хелпман, бывший благородный танцовщик труппы «Сэдлерс-Уэллс», олицетворял старомодного кавалера и мима, тип, который Рудольф презирал, у двух протеже де Валуа и самых знаменитых партнеров Марго было много общего. Они больше, чем другие танцовщики того времени, сделали для популяризации искусства балета.

Сток отомстила. В то время как она находилась на съемочной площадке, пропали ее дорогие часы, и она заявила о пропаже в полицию. Рано утром следующего дня ей позвонили из полиции домой. «Я еще не проснулась, и когда они спросили, не подозреваю ли я кого-нибудь, я полушутя ответила: «Рудольфа Нуреева». Позже я слышала, что на съемочную площадку приехали два полицейских, чтобы допросить его». Сток, которая подала заявку на вступление в труппу «Национальный балет Канады», следующего «порта назначения» Рудольфа, слышала также, что, когда директор, Селия Франка, спросила Рудольфа, знает ли он Сток, он, ни секунды не колеблясь, ответил: «Бери ее». – «Я подумала, что это фантастика».

По словам Джона Персивала, Рудольф совсем не радовался тому, что озвучание провели в его отсутствие. «В следующий раз буду знать, – сказал он. – Недостаточно снести яйца, надо еще их высидеть».

Настроение Рудольфа не улучшилось после анонимной записки, в котором его предупреждали, что скоро он получит бомбу в конверте. Через несколько дней ему действительно доставили пакет, но там были всего лишь фотографии и записка. Снимки прислала одна особа, которую Рудольф потом называл «сумасшедшей ирландкой». Эта поклонница, как и многие другие, убедила себя в том, что Рудольф влюблен в нее. Она причиняла звезде больше всего хлопот из-за способности всюду находить Рудольфа, и как бы часто он ни менял номер телефона, ей каким-то образом всегда удавалось узнать новый номер. Звонки резко прекратились после того, как к женщине пришли представители Скотленд-Ярда, встревоженные угрозой бомбы, «и напугали ее до полусмерти».

Комната очень кстати носила название Голубой из-за голубого ковра и обоев с рисунком «турецкие огурцы». У анимированных фигурок были головы мужских кинозвезд, наложенные на фотографии голых силачей – «как бумажные куклы, которые трахают друг друга». Когда Уоллес как-то утром спустился к завтраку, он увидел вырезку на кухонном шкафчике. «Должно быть, она вылетела из окна и ее подобрала Клер. Она не сказала ни слова. А когда я рассказал об этом Найджелу и Мод, они ответили: «Ни о чем не беспокойся. Клер раньше служила горничной в «Георге V» – она навидалась всякого!» После ужина на Файф-Роуд Уоллес показывал Гослингам законченный фильм на фильмоконтрольном аппарате в проекционном зале, который он взял напрокат, сочтя, что работать над ним дальше слишком «неприятно». Как написал в дневнике Найджел, мультфильм Уоллеса был «оч. оригинальным, в нем чувствовался настоящий стиль, но он был откровенно гомосексуальным порно. Я боюсь, что использование головы Брандо станет настоящим камнем преткновения».

Шубу Рудольф называл «отступными»; он получил ее как компенсацию за то, что его не пригласили участвовать в гала-концерте к юбилею Юрока, где вместо него выступали танцоры Большого театра.

Па-де-де из «Манон» никогда не исполнялось так взволнованно. Рудольф и Мерл Парк изображали двух ненасытных любовников; они долго целовались уже после того, как прекращалась музыка. Во время кульминации он помогал ей сделать два полных оборота, поднимая ее вверх по диагонали, а затем отпускал, но ловил за секунду до того, как она должна была упасть на сцену. «Мы переигрывали! Но так было нужно, – со смехом вспоминает Парк. – Мы оба крестьяне и оба умеем переигрывать».

Симпатичный и типично дерзкий англичанин, в черной куртке, очень дружелюбный, за фиксированную плату в 100 франков с двоих готов на все (фр.).

Мальчик потребовал за свои услуги 400 франков, которые Рудольф отказался платить.

Импортные товары из магазинов «Интурист» – «все, что угодно, от автомобильных покрышек до конфет» (Армен Бали) – были доступны только иностранцам. Власти, кроме того, запретили передавать родным Рудольфа посылки, которые отправлялись через контору Горлински. Правда, проходили денежные переводы через Barclays Bank (300 фунтов стерлингов Фариде в Уфу и еще 300 – Розе в Ленинград), но государство забирало 40 процентов, а остаток выплачивало в рублях по грабительскому официальному обменному курсу, составлявшему 66 копеек за доллар.

Один нью-йоркский агент прислал Рудольфу черновик новой пьесы Теннесси Уильямса «Вот оно (развлечение)», режиссером постановки должен был стать Фрэнк Данлоп. Ему предложили двойную роль шофера, который в первом действии затевает интрижку с графиней, а также командующего революционной армией, который становится любовником графини во втором действии. Уильямс говорил Дэвиду Дэниелу, что создал две части, «чтобы выявить то, что он считал противоречивыми и дополняющими сторонами сексуальной привлекательности Рудольфа». Но, найдя пьесу «слишком туманной и неестественной», Найджел написал Рудольфу, очертив «ПЛЮСЫ (например, хороший автор и режиссер для дебюта); МИНУСЫ (стиль требует великолепной речевой техники…) и ОБЩЕЕ (не представляю, чтобы пьеса шла долго, пользовалась популярностью и приносила прибыль)». В конце концов Рудольф отказался от предложения.

Историк искусства Дэвид Скрейз живо вспоминает, как Рудольф пародировал Грэм в гримерке Марго. «Он вышел голым, если не считать пластикового мешка для прачечной, и «говорил и говорил», а Марго его бранила».

Рудольф обрадовался, услышав, что, когда Марго попросила танцевать с ней восходящую звезду Фернандо Бухонеса, тот торжественно ответил: «Боюсь, моя мать скажет, что ты слишком стара для меня».

Хотя, когда лорд Сноудон, которому поручили фотографировать съемочную площадку, послал одного из своих ассистентов к Рудольфу, чтобы тот одобрил снимки, танцовщик взял один диапозитив и проткнул его насквозь шариковой ручкой, презрительно заметив: «Глаза как задницы у слона».