Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Контролируя Семенова в Чите, Калмыкова в Хабаровске и, как полагали союзники, имея превосходящие силы по сравнению с Ивановым-Риновым во Владивостоке, они контролировали практически всю Восточную Сибирь. Если бы они заключили соглашение о сотрудничестве с Колчаком, то смогли бы уменьшить, по крайней мере до определенной степени, трения между ними с одной стороны и англичанами и французами с другой. Эти трения возникли с момента захвата власти адмиралом Колчаком.

Англия, Франция и Япония по-прежнему были единодушны в том, что касалось большевизма, но Англия и Франция считали, что смогут с большей степенью вероятности достичь своих целей, с равным упорством борясь с угрозой большевизма во всех регионах Сибири и используя Колчака как инструмент его уничтожения. Япония потратила большие деньги в Восточной Сибири и считала своей главной целью уничтожение большевизма именно здесь. В то же время она старалась занять такую позицию, чтобы получить выгоду в любой ситуации, которая могла возникнуть. Но к западу от озера Байкал большевизм интересовал ее лишь во вторую очередь по сравнению с Восточной Сибирью.

В доказательство успеха, которого достигли девять японских офицеров в своей попытке создать в России японскую партию, 31 января 1919 года я получил следующую телеграмму из Омска от капитана Скайлера: «Вчера ночью здесь произошел маленький реакционный мятеж против либерализма Колчака, который не нравится многим офицерам. В ресторане они устроили демонстрацию против союзников, произнося тосты за Японию – единственного друга России. Это укрепило позиции японцев, к которым относились с подозрением после того, что они сделали в прошлом декабре».

Что означала такая очевидная перемена отношения русских офицеров к японцам? Она означала, что в то время, когда офицеры японского штаба обещали русским офицерам все что угодно, те не только были готовы принять помощь из любого источника, но и были очень благодарны за эту помощь. И если посмотреть на ситуацию с их точки зрения, офицеров трудно за это винить. Они оказались загнаны в угол, и их главная цель состояла в том, чтобы установить в России такую власть, которая вернет им положение, занимаемое ими до войны, на что они никак не могли надеяться, если бы у власти остались Советы. В то время как, сражаясь против большевизма вместе с японцами, они могли достичь своей главной цели.

Несмотря на определенный осадок, оставшийся у офицерского сословия в отношении японцев после Русско-японской войны, положение русских было таково, что они с радостью приняли помощь от Японии. Чем больше давали им японцы, тем больше они хвалили Японию и японцев. Очевидно, что такого очевидного дружелюбия невозможно было бы добиться без денежных вливаний и военной помощи.

Через четыре года после того, как я уехал из Сибири, военный атташе в Токио прислал мне сообщение о речи, произнесенной в японском парламенте, в которой докладчик сказал, что сибирская авантюра стоила Японии порядка девятисот миллионов иен. Естественно возникает вопрос, почему Япония вложила все эти деньги в сибирскую интервенцию? Трудно поверить, что ее цели были исключительно альтруистическими. У меня нет какой-то определенной информации об ее реальных намерениях, и я не знаю, получу ли когда-нибудь такую информацию.

Иллюстрацией того, какие этические принципы исповедовали русские приверженцы царизма в вопросах получения денег, приведу следующее. Полковник Корф – русский офицер, отвечавший за связь с американской штаб-квартирой, сказал офицеру связи американской разведки полковнику Эйхельбергеру, что генерал Иванов-Ринов и генерал Романовский обладают достаточной властью, чтобы прекратить критику в мой адрес, в адрес всех американцев, а также американской политики. И если я добьюсь, чтобы Соединенные Штаты выплачивали русской армии двадцать тысяч долларов ежемесячно, критика прекратится в течение двух месяцев. И тут же он сообщил полковнику Эйхельбергеру, что генерал-лейтенант Крестачинский сегодня до шести вечера будет находиться в своем железнодорожном вагоне на вокзале и я мог бы воспользоваться этим, чтобы встретиться с ним.

Большое число русских призывного возраста не подчинилось приказу Колчака о мобилизации, и как только стало очевидно, что для его исполнения придется применить силу, Иванов-Ринов, не сомневаясь, послал своих казаков, чтобы привести всех людей указанного возраста. Это положило начало господству такого террора, в который трудно поверить.

В марте в американскую штаб-квартиру пришла молодая женщина, назвавшаяся деревенской учительницей, и попросила защиты для себя и своего брата, чтобы они могли вернуться в свою деревню Гордеевка и похоронить отца, убитого людьми Иванова-Ринова. Молодая женщина сказала, что русские войска пришли в Гордеевку в поисках молодых людей, которых можно забрать в армию, но молодые люди убежали, поэтому военные взяли десять жителей деревни, не подлежащих призыву по возрасту. Сначала их пытали, потом убили и выставили охрану, чтобы не позволить семьям похоронить тела. Это выглядело такой противоестественной жестокостью, что я приказал офицеру с отрядом солдат пойти в Гордеевку, чтобы проверить сообщение, и известил молодую женщину о своих намерениях.

Посланный мною офицер во всем разобрался и сообщил следующее:

«Когда мы пришли в здание школы в Гордеевке, нас встретил отряд из семидесяти восьми человек, вооруженных винтовками, в основном это были русские винтовки, включая несколько старых однозарядных калибра 45–70. Вся информация, которой я обладаю, получена в присутствии этих семидесяти восьми вооруженных крестьян и двадцати пяти или тридцати женщин. Большую часть сведений сообщили жены жертв, которые то и дело начинали плакать, потому что все это стало для них очень тяжелым испытанием. Первая из опрошенных сказала, что ее муж шел в школу со своей винтовкой, чтобы, согласно приказу, сдать ее русским военным. Его схватили прямо посреди улицы и начали бить по голове и по телу его же винтовкой, а потом отвели в дом неподалеку от школы, где привязали за шею к стропилам со связанными руками и зверски били по телу и по голове, пока кровь не забрызгала все стены в помещении. По следам на его теле я определил, что его также подвешивали за ноги.

Позже его поставили в шеренгу вместе с восемью другими мужчинами и в 2 часа дня расстреляли. Всего заложников было десять человек, и все они были убиты, кроме одного, которого люди Иванова-Ринова оставили умирать. Следующая женщина, которую я опрашивал, была хозяйкой дома, где избивали всех этих людей, а потом на скотном дворе расстреливали. Она сообщила, что 9 марта 1919 года около 11 часов утра к ней в дом пришли несколько офицеров Иванова-Ринова и забрали ее мужа в другой дом. Около 11:30 они привели ее мужа назад домой и стали избивать его вместе с другими. Они сломали ему руку, вырвали ногти и выбили все передние зубы. Ее муж был хромым инвалидом».