Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Эта деревня находилась в 50 километрах от Петропавловска, куда мы добрались к двум часам. Мы искали армию Колчака, но за всю поездку видели только трех русских солдат. Русского командующего, находившегося в Петропавловске, не предупредили о нашем визите, поскольку ожидалось, что нас остановят в Ишиме. Когда я встретился с этим русским генералом, он обнял меня и повел себя очень радушно. Я спросил, где его войска, и он ответил, что у него никого нет. Тогда я спросил, как они намерены через две недели начать наступление, если у них нет войск. Он ответил, что если планируется какое-то наступление, то мне известно об этом больше, чем ему.

Мы отправились на вокзал Петропавловска посмотреть на столпотворение, о котором мне говорил генерал Дитерихс. Там мы действительно заметили, как разгружают комплекты солдатской экипировки, превышающие потребности маленького гарнизона, но явно недостаточные для того, чтобы назвать это столпотворением. Мне стало очевидно, что нас регулярно обманывают, создавая ложное представление о войсках Колчака. Этот обман был частью мошеннической схемы, рассчитанной на то, чтобы получить от Соединенных Штатов деньги на помощь Колчаку в его борьбе с большевизмом.

На обратном пути в Ишим мы обнаружили, что плот еще стоит на нашем берегу реки, и к тому времени, когда мы переправились на другой берег, большинство жителей деревни собрались, чтобы встретить нас. Священник пригласил нас зайти к нему домой и выпить вина с пирогом. Мы приняли приглашение. Я спросил у этого священника насчет большевиков, и он сказал, что ходят слухи, будто они скоро будут здесь, но он ничего не знает. Мы провели в доме священника целый час и со стороны жителей деревни определенно не заметили ничего иного, кроме самых добрых чувств.

Когда мы вернулись в Ишим, британский капитан не пришел нас встречать, и мы без промедления двинулись назад в Омск. Вернувшись в Омск, я в тот же день отправился к генералу Дитерихсу и попросил объяснений по поводу той странной информации, которую он мне дал. Он ответил, что я заехал не в ту сторону и армия Колчака находится в 20 километрах западнее того места, где я был. Я обратил внимание генерала Дитерихся на заявление русского командующего из Петропавловска о том, что в тех местах нет никаких войск. Он ответил, что этому человеку просто не хватает ума, чтобы разобраться в ситуации.

Такое утверждение могло удовлетворить только того, кто сам хотел быть обманутым, и для любого человека, кроме генерального консула Харриса, служило убедительным доказательством того, что падение правительства Колчака неизбежно.

7 августа после своей поездки в Ишим я телеграфировал военному министерству из Омска: «Силы Колчака продолжают отступать, и создается впечатление, что они настолько деморализованы, что надежда на переформирование и возобновление наступления может основываться только на слабости большевиков или их нежелании идти на Омск, что не кажется мне достаточным основанием. Надежные источники подтверждают сообщения о том, что офицеры покидают войска и уезжают в тыл, причем штабные офицеры опережают в этом бегстве армейских, а солдаты бросают оружие, боеприпасы, и иногда даже свои тяжелые шинели, чтобы как можно быстрее сбежать в тыл. Мне не удалось обнаружить какого-либо энтузиазма в отношении правительства Колчака».

10 августа полковник Сарджент, замещавший меня во Владивостоке на время моей поездки в Омск, телеграфировал военному министерству: «8-го числа во Владивосток из Омска прибыл генерал Гайда и в своем интервью заявил в общих чертах следующее. Правительство Колчака не сможет устоять, и, если союзники его поддержат, они совершат самую большую ошибку в истории. Это правительство делится на две части: одна выпускает прокламации и делает пропагандистские заявления для зарубежного потребления, утверждая, что правительство трудится ради созыва Учредительного собрания; другая тайно вынашивает планы реставрации монархии. Это лицемерная власть, которая пытается убедить крестьян в том, что прислушивается к их чаяниям, а тем временем ждет подходящего момента для восстановления самодержавия. Колчак окружил себя бывшими царскими офицерами, которые связывают свое будущее благоденствие только с реставрацией монархии».

18 августа, после возвращения из Ишима я, в числе прочего, телеграфировал следующее: «Факт, что силы Колчака тают, подтверждается тем, что многих людей из его частей позже видели в Омске».

Полковник Грей, командовавший в войсках Колчака штурмовой бригадой, рассказывал нам о состоянии его армии, и, судя по его описанию, положение едва ли могло быть хуже. Он утверждал, что за последние шесть недель не было практически ни одного боя, что армия разваливается, что его люди стали обращаться с местными жителями хуже, чем когда-либо обращались большевики; что почти у каждого солдата есть лошадь и телега, которые он отнял у крестьян; что солдаты забирают все, что хотят, иногда давая расписку, но чаще даже без нее.

Этот рассказ описывает состояние дел на 20 августа, хотя свой доклад я отправил только после того, как вернулся во Владивосток. В этом докладе, написанном 26 сентября, я писал: «Еще одно свидетельство того, что думают люди, я получил, когда в Омске ко мне приехал генерал Иванов-Ринов. Он сказал, что как только они остановят большевиков, всех министров Колчака надо будет сменить; что они не умеют разговаривать с народом; что люди не верят этим министрам, и Колчаку надо от них избавиться».

В этой связи я спросил Иванова-Ринова, позволят ли Колчаку остаться у власти, и он ответил: «Да, если он добровольно пойдет навстречу пожеланиям народа».

Я счел это заявление в высшей степени удивительным, поскольку Иванов-Ринов входил в администрацию Колчака и возглавлял сибирское казачество. Это заявление граничило с предательством, поскольку именно в это время посол Моррис, с которым я приехал в Омск, старался оценить силы и возможности правительства Колчака, с тем чтобы отправить правительству Соединенных Штатов свои рекомендации в отношении целесообразности признания Колчака.

На следующий день после визита Иванова-Ринова я присутствовал на службе в русской церкви, где адмирал Колчак произвел Иванова-Ринова в звание генерал-лейтенанта. Он поцеловал его в обе щеки, назвал патриотом России и вручил ему золотую саблю.

Таковы русские обычаи, которые, наверное, не могли бы существовать ни в одной другой стране мира. Мне казалось непонятным, каким образом Колчак мог надеяться добиться успеха с помощью военной силы, если в качестве потенциальных бойцов рассматривал мобилизованных крестьян. То, как его сторонники обращались с подлежащими мобилизации крестьянами, было описано выше.