Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Первое официальное заявление, данное японским правительством относительно интервенции в Сибирь, было сделано 3 августа 1918 года.

27 июля 1918 года, за неделю до того, как американцы и японцы решили послать войска в Сибирь, Чехословацкий национальный совет в Вашингтоне, как уже было указано прежде, заявил: «…Чехословаки вместо того, чтобы уйти из России, теперь контролируют Сибирь и значительную территорию к западу от Урала».

Таким образом, чехи взяли под контроль Транссибирскую железную дорогу и большинство городов вдоль железной дороги и, определенно, решили не уходить оттуда ЗА ДВА МЕСЯЦА ДО ТОГО, КАК ЯПОНИЯ И СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ПРИНЯЛИ РЕШЕНИЕ ИДТИ ТУДА, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ИМ ВЫЕХАТЬ ИЗ СИБИРИ.

Это следует из полного стенографического отчета полковника Эмерсона, процитированного выше, и подтверждено заявлением профессора Масарика, как президента Чехословацкого национального совета, о том, что он дал указание чешским «силам в Сибири пока оставаться там». Эти указания были даны в ответ на телеграфный доклад, посланный лидером чехов в Сибири и полученный в Вашингтоне 20 июля 1918 года.

По моему мнению, японцы постоянно самым вопиющим образом вмешивались во внутренние дела России с самого первого дня, когда я приехал в Сибирь, и до того, когда оттуда уехал. Они не отрицали, что поддерживали Семенова и Калмыкова, чьи действия под защитой и при поддержке японцев, безусловно, стали причиной возмущения народа Сибири, направленного не только против Японии, но и против других наций, принимавших участие в интервенции. Сибиряки наверняка думали, что это присутствие иностранных солдат дает казакам возможность мучить, грабить и убивать мужчин, женщин и детей. Они наверняка пришли к такому выводу, поскольку это подтверждали упрямые факты. Эти факты были и, возможно, остаются скрытыми от американского народа, но их невозможно было скрыть от русских людей.

Действия этих казаков и других колчаковских командиров, совершавшиеся под защитой иностранных войск, стали ценным вкладом в дело большевизма, лучше которого трудно придумать. Зверства были такого рода, что русские наверняка будут помнить их и рассказывать о них еще лет пятьдесят после того, как они произошли.

Тот факт, что, оказывая финансовую, моральную, материальную и военную помощь казакам, японцы имели какую-то другую цель, совершенно очевиден. Их заявление, сделанное на конференции по ограничению вооружений относительно целей, которых они собирались добиться с помощью интервенции в Сибирь, не способно убедить человека, который имел дело с японскими военными в полевых условиях. Все те, кто не принадлежал к кругу посвященных в отношении намерений японцев, к числу которых принадлежал и я, ждали, что Япония должна провозгласить Семенова диктатором на всей территории Сибири к востоку от Байкала, чтобы хозяйничать в Восточной Сибири, не будучи обвиненными в недобросовестности, когда нарушали свои обещания, данные русским людям в августе 1918 года. Трудно только определить, почему это не было сделано, когда дважды или даже трижды ситуация казалась до такой степени созревшей, что японцам оставалось лишь сделать последний шаг, чтобы сорвать заветный плод. Конечно, я видел лишь действия японских военных и не мог знать, одобряет ли эти действия правительство Японии. Однако неспособность японских военных завершить свой очевидный план кажется мне подтверждением того, что на них влияло что-то еще. Возможно, поведение их собственного правительства, возможно, действия других правительств, в том числе нашего.

Китайские войска в Сибири оставались верными обязательствам, которые взяли на себя, строго следуя своим интересам, и не вмешивались в дела других.

Прийти к логическому заключению относительно причин, заставивших участвовать в интервенции Соединенные Штаты, гораздо сложнее, чем в случае любой другой нации. Мне удалось найти удовлетворительное, на мой взгляд, объяснение, почему в интервенции участвовали другие нации, но я так и не смог прийти к какому-либо удовлетворительному заключению, почему Соединенные Штаты вообще ввязались в эту интервенцию.

Должен признать, что причины интервенции, указанные Соединенными Штатами в заявлении от 3 августа 1918 года, были неискренними и неполными, а в данных мне предписаниях, процитированных в первой главе, говорилось, что «военная акция в России возможна только для того, чтобы помочь чехословакам консолидировать их силы и наладить успешное сотрудничество с родственным славянским народом». Это датировано 17 июля 1918 года, но не было известно ни мне, ни широкой публике до 3 августа 1918 года.

По меньшей мере за месяц до того, как я получил свои предписания, генеральному консулу в Сибири Харрису и генеральному консулу в европейской части России мистеру Девитту С. Пулу было известно, что чехи не нуждаются в помощи, что они взяли под контроль Транссибирскую железную дорогу и выбили Советы из находящихся вдоль нее городов, установив в этих городах свою власть. Что они не собираются уходить из Сибири, и это подтверждено решением Чешского национального совета в Вашингтоне по меньшей мере за неделю до того, как мне приказали отправляться в Сибирь, чтобы помочь им выехать. Трудно поверить, что с профессором Масариком, который был главой Чешского национального совета, находившегося в Вашингтоне, не консультировались по поводу отправки войск Соединенных Штатов в далекую Сибирь на помощь чехам.

Генеральный консул Харрис известил полковника Эмерсона, что 2 июля 1918 года он получил от «пекинской миссии» информацию о том, что чехи не собираются уходить из Сибири. Весьма неопределенное заявление, когда обращаешься к должностному лицу со специфическими обязанностями.

Мистер Харрис не говорит, что информация получена от американского посольства, однако считает ее достаточно ясной, чтобы начать действовать. Должно быть, он получил ее от кого-то из сотрудников американского посольства в Пекине, и я предполагаю, что эта информация пришла через Пекин из Вашингтона, поскольку до мистера Харриса проще было достучаться таким путем, чем через американского посла в России, в это время находившегося в Вологде.

От полковника Эмерсона я узнал, что Советы пытались выдворить чехов из Сибири за два месяца до того, как я получил свои предписания, а они решили не уходить. Советы предлагали отправить с ними сопровождающих, чтобы их не задерживали по пути во Владивосток. В моих предписаниях утверждалось, что помощь чехам надо оказать незамедлительно. Как я только что показал, это была ошибка или намеренное недопонимание. Неужели возможно, что во время составления моего предписания в Вашингтоне не знали, какова реальная ситуация с чехами?