Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

В это время Соединенные Штаты имели в Сибири своих консульских представителей. Генеральный консул Харрис находился в Иркутске и ездил на запад, чтобы увидеть, нужно ли помогать чехам выбраться из Сибири, и еще до того, как были написаны мои предписания, прекрасно понимал, что они не собираются уходить и не нуждаются в помощи. Естественно, возникает вопрос, были ли сообщения об этом отправлены представителями Соединенных Штатов и проигнорированы Вашингтоном, или мои предписания были написаны, основываясь на пропагандистских вымыслах в отношении чехов, поскольку американское консульство в Сибири не передало реальную информацию? Как было установлено, чехи захватили Транссибирскую железную дорогу, и, даже если их положение в европейской части России требовало помощи, это никак не отразилось на данных мне инструкциях, поскольку мне было приказано не заходить западнее Иркутска.

Соединенные Штаты заставили поверить, что Советы выпустили немецких и австрийских военнопленных, которых держали в Сибири, что не соответствовало действительности, как показали сообщения представителей Соединенных Штатов, отправленных, чтобы прояснить ситуацию, а также информация из других источников, ставшая достоянием гласности.

Помимо чехов американцы должны были охранять военные склады, которые в будущем могли понадобиться русской армии, однако недостаток взаимодействия между различными американскими представителями в Сибири не позволил добиться больших успехов в этом отношении.

Остается обсудить ту часть американской политики, которая выражена словами «поддержать любые усилия по реализации самоуправления и самозащиты, если русские будут готовы принять такую помощь». Это та самая зацепка, которая дала Государственному департаменту в лице мистера Пула, используя генерала Черчилля, обвинять меня в том, что я не выполнил эту часть своего приказа, поскольку не помог «поддержать» Колчака.

Мне кажется совершенно очевидным, что военное министерство никогда не рассматривало возможность того, чтобы военные выбирали в России какую-то политическую группировку и помогали ей без предварительного принятия Вашингтоном решения о том, насколько желательна такая помощь. Как бы там ни было, военное министерство смотрело на мои предписания так же, как я.

Я не мог не прийти к убеждению, что мистер Пул в Вашингтоне и мистер Харрис в Сибири – оба являвшиеся чиновниками Государственного департамента – были очень обеспокоены тем, чтобы я направил американские войска на борьбу с большевиками. Мистер Пул, который до того, как уехать в Вашингтон, был генеральным консулом в Архангельске, видел, как американские войска использовались в таком качестве. Я также считаю, что оба этих чиновника, судя по их критическим замечаниям и предложениям, надеялись, что я буду использовать американские войска, как желают они, а не как мне приказано военным министром.

Различная политика, которую проводили разные американские представители в Сибири, отражалась на их поведении относительно предложений, исходивших от союзных командующих. Легко заметить, что при возникновении разногласий английское, французское и японское командование почти всегда оказывалось на одной стороне, а американское, китайское, канадское, чешское и итальянское – на другой.

Войска Соединенных Штатов очень добросовестно следовали политике избегания конфликтов между различными русскими группировками, и это было возможно до тех пор, пока они не получили приказ охранять железные дороги, что заставило их нарушить нейтралитет, поскольку на практике оказалось, что железные дороги эксплуатируются исключительно сторонниками Колчака и в его интересах. Я обеспечивал поставку Колчаку оружия и боеприпасов для его боевых частей, поскольку 12 июля 1919 года наш президент согласился помочь ему «боеприпасами, предметами первой необходимости и продовольствием». Я не мог совместить эти действия с принципами невмешательства во внутренние дела России. Однако Государственному департаменту это, похоже, удалось, потому что 7 ноября 1919 года, после того как, по меньшей мере, боеприпасы были переданы Колчаку, он заявил: «Правительство никоим образом не предлагает отойти от принципов невмешательства во внутренние дела России». Я сомневаюсь, что какой-либо непредвзятый человек мог бы согласиться с тем, что Соединенные Штаты не вмешивались во внутренние дела России. Своим вмешательством Соединенные Штаты помогали непопулярному монархически настроенному правительству, которое не поддерживало большинство народа. Благодаря этим действиям Соединенные Штаты заслужили негодование более девяноста процентов населения Сибири.

На Дальнем Востоке все знали, что линия поведения американских войск отличалась от линии поведения войск других стран, и я полагаю, что все русские, за исключением сторонников самодержавия, были очень благодарны Соединенным Штатам за их старание соблюдать нейтралитет во внутрироссийских конфликтах.

Но для огромного большинства русских, которые не были лично знакомы с ситуацией в Сибири, решающим являлся сам факт и обстоятельства интервенции, оставлявшие в тени отдельные связанные с ней детали, и в результате их возмущение распространилось в равной степени на все участвовавшие в ней нации.

Какие оправдания есть у этой интервенции с точки зрения международного права? Вопрос не стоял об угрозе жизни и собственности американских граждан или о том, что такая угроза может возникнуть в будущем. Также Соединенные Штаты не могли сослаться на то, что интервенция – это мера, использованная для победы в войне, поскольку никто определенно не мог считать ее таковой.

Я сомневаюсь, что в истории прошлого века найдется упоминание какого-то более вопиющего случая попрания хорошо известной и принятой всеми государствами практики международных отношений и использования права силы вместо общепризнанных принципов международного права.

Я полагаю, невозможно опровергнуть тот факт, что интервенция в Россию не дала положительных результатов с точки зрения всего, что интересовало иностранцев, и она, несомненно, способствовала сплочению огромных масс русских вокруг Советов. Это видно по той готовности, с которой жители Сибири приняли московское правительство после ухода союзников. Я сознаю, что очень трудно было понять истинные симпатии людей в тех условиях, с которыми я столкнулся в Сибири, но последующие события показали, что они действительно склонялись в сторону социализма.

Первые несколько месяцев своего пребывания в Сибири я считал, что если Англия, Франция, Япония, Соединенные Штаты и чехи искренне поддержат более либеральную власть, какой было Всероссийское временное правительство, свергнутое 18 ноября 1918 года в основном при помощи британцев, которым оно показалось слишком либеральным, то оно может победить. Такое мнение сформировалось у меня после разговоров со многими русскими самых разных политических воззрений. Однако постепенно я пришел к выводу, что у большинства русских было гораздо более твердое убеждение в том, какое правительство нужно России, чем я первоначально полагал.