Ларри Кинг - А что это я здесь делаю? Путь журналиста

Мой старший сын написал моему отцу письмо о том, как он гордится тем, что имеет отношение к фонду. Он чувствует естественную связь с дедом. Он никогда не поймет, что я не был близок с отцом, пока был маленьким. Он видит только то, что есть сегодня.

Мы только что отправили команду врачей в Уганду, чтобы они помогали спасать жизни там и учили местных врачей, чтобы те могли помочь еще большему числу людей. Мой сын видел, как я писал благодарственное письмо человеку из Германии, который пожертвовал всего лишь один доллар. Теперь и в Германии есть кто-то, кто связан с моим отцом, со мной и моим сыном.

Как-то ночью, когда я был молод и только начинал работать в Майами, я пришел домой, чувствуя легкую усталость. Была ночь пятницы, и в прошедший день я вел шоу на радио, на телевидении, а потом еще комментировал собачьи бега. Следующие два дня были выходные. Поэтому будильник я ставить не стал. Я решил, что когда проснусь, тогда и проснусь. Вечером у меня должно было быть свидание. А если мне удастся все-таки встать пораньше, я могу еще провести день на стадионе.

И я лег спать. Когда проснулся, я чувствовал себя прекрасно. Я взглянул на часы. Они показывали десять. Прекрасно! Значит, у меня еще масса времени для того, чтобы позавтракать, побывать на скачках, прийти домой, принять душ и отправиться на свидание.

Я жил в многоквартирном доме и спустился в холл, чтобы забрать свою газету. День был замечательным. Я взял газету и… не поверил своим глазам: там было написано, что сегодня воскресенье.

Я что, с ума сошел? Не мог же я проспать целый день! Я стоял и долго размышлял над этим. Наверное, я все же просыпался и ходил в туалет – но я этого не помнил. А как же девушка, которая ждала меня субботним вечером? Она больше со мной не встречалась.

Я вспомнил 19 ноября прошлого года. В то утро я проснулся и обнаружил, что мне уже 75. Семьдесят пять! Как такое возможно? Еще вчера я был ребенком. Я совершенно не хотел думать о том, что мне 75. Мне было плохо, когда даже исполнилось 50… Я помню, как сел в машину, включил радио и услышал рекламу: «Вам за 50? Вы можете вступить в AARP…»

Я сменил станцию и услышал: «Если вам 50 или больше, вы можете получить 20 %-ную скидку на билет…»

Но семьдесят пять?! В детстве, когда мы встречали кого-нибудь в возрасте около 75, мы думали: «О боже!» В те времена очень многие не доживали до этих лет. И вдруг мне самому 75 лет. «Это невозможно!» – сказал я, стукнув кулаком по столу за завтраком в Nate‘n Al.

«Посмотри на это с другой стороны, – сказали мне. – Допустим, тебе сегодня 75. Но при этом ты еще можешь стучать кулаком по столу».

«Ну да, – отозвался я. – Правда, теперь у меня из-за этого болит рука».

Оглядываясь назад, я кое о чем сожалею. Я точно не должен был жениться восемь раз. Но я не зацикливаюсь на этих мыслях. Думая об этом, я вспоминаю о том, чему был свидетелем во время моего брака с Шэрон. Ее отец был бейсболистом-любителем и очень хорошим спортсменом. Но он пошел служить в Военноморские силы, а потом отец устроил его на почту. Однажды я взял его с собой на матч Orioles. Мы были на поле во время тренировочных бросков, стояли прямо за ограждением и смотрели, как игроки наносят удары. Это была совершенно обычная сцена, которую можно наблюдать год за годом, матч за матчем. Но когда я обернулся к отцу Шэрон, то увидел, что по его щекам текут слезы.

Я спросил: «В чем дело?»

И он ответил: «Мне стоило попытаться».

Я никогда этого не забуду. Может быть, я о чем-то и сожалею. Но одного я никогда не говорил и не скажу: как жаль, что я не рискнул.

Многое из того, что я делаю, объясняется тем, что я до сих пор остался тем же любознательным мальчишкой, который пришел на радиостанцию в Майами в поисках работы. Йоги Берра как-то сказал: «Я не хочу, чтобы во мне умер ребенок». Я на сто процентов с этим согласен. Но нужно быть реалистом. Хотя временами я не чувствую себя на 75, бывает, что я встаю из-за стола в Nate

‘n Al и выдаю очередную замечательную еврейскую идиому: «Oy, abrucht…» Нравятся мне еврейские идиомы. Эти выражения соответствуют заключенному в них смыслу. Ничто не суммирует прожитые 75 лет так, как «Oy, abrucht». Моя мать часто ее повторяла. Теперь я знаю, что это означает. В 2011-м, когда закончится мой контракт с CNN, мне будет 78. В эти годы люди обычно не получают новые контракты на долгий срок.

Многие забывают, что пенсионный возраст наступает в 65. Уолтера Кронкайта [178] Телеведущий, тележурналист. CBS отправила на пенсию. Это политика компании. Но, может быть, сегодняшние 78 можно приравнять ко вчерашним 60. У меня до сих пор высокие рейтинги. И если я перестану выходить в эфир, что будет с 99-летней старушкой, которая считает, что жива до сих пор лишь потому, что смотрит каждый вечер мою программу? Я как раз накануне звонил ей, чтобы поздравить с днем рождения.

Я получил замечательное письмо от Питера Дженнингса [179] Телеведущий (ABС News). прямо перед тем, как он скончался от рака. Он писал: «У меня раньше никогда не было времени для того, чтобы смотреть твое шоу. Но теперь, когда я болен, я смотрю его часто. И теперь я могу сказать, что оно замечательно».

Из-за подобных писем очень сложно представлять себе, что когда-нибудь по утрам мне не придется готовиться к очередной программе. Недавно в возрасте за 90 скончался Арти Шоу, один из лучших кларнетистов всех времен. Это был исключительный человек. Когда я брал у него интервью, он сказал, что перестал играть на кларнете где-то после 50.

«Почему?» – спросил я.

Он ответил: «Мне больше нечему было учиться. И нечего больше играть».

Я чувствую себя совершенно иначе. Одна из причин, по которым мне так жаль скоропостижно скончавшегося Тима Рассерта [180] Телеведущий, глава NBC. , связана с тем, что он так много потерял из-за своей смерти. Он любил политику, дышал ею. И оттого, что он не мог присутствовать при том шуме, что возник при выдвижении Сары Пэйлин, меня гложет печаль. Если он смотрел на это оттуда, сверху, как уверяют меня те, кто в это верит, то, наверное, до смерти хотел оказаться здесь, среди нас. Конечно, он и так уже умер. Но все равно до смерти хотел бы оказаться в гуще событий.

Как сказал мне Кирк Керкорян, одна из самых тяжелых вещей в старости – смотреть, как умирают твои друзья. Я помню, как Синатра говорил незадолго до кончины: «Все, кого я знал, уже умерли». Меня убьет, если Герби, Сид или Эшер уйдут раньше меня. Не хочу испытывать этой боли. Лучше уж мне умереть первым, хотя я ужасно боюсь смерти.

Но я не могу сейчас уйти. Не могу, потому что у меня есть дети. Мои младшие сыновья настолько крепко вошли в мою жизнь, что это даже пугает меня. Я понимаю, что однажды меня не станет. Сомневаюсь, что я дотяну до девяноста. Допустим, я доживу до восьмидесяти пяти. Значит, я по крайней мере увижу, как они закончат школу. Иногда я наблюдаю за тем, как спортсмены говорят о своих отцах. Мне хотелось бы быть свидетелем того, как Чанс и Кэннон будут вспоминать о том, как отец ходил с ними на матчи, когда они были маленькими.