Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

На нас, русских, смотрели снизу вверх, как на людей особой расы. При встречах, по сартскому обычаю, не снимали шапки, а отвешивали поклон, прикладывая правую руку к груди, — делали кулдук. Особенно усердствовал садовник Турдукул: он хватался обеими руками не за грудь, а за живот, и при этом еще приседал. Со стороны казалось, будто, при виде начальства, у него делаются схватки в животе.

Главным между сартами был служитель обсерватории Юнус. Высокий, степенный мужчина, с русой бородой, с умными глазами — всегда в халате и тюбетейке. Большой умница, присматривавшийся к нашей работе и старавшийся ее понять.

В первое время он прислуживал при моих наблюдениях. Я занимался, между прочим, дневными наблюдениями за Венерой и каждый день зарисовывал, что различал на ее поверхности. Вдруг получается телеграмма: кто-то в Америке увидел на Венере светлое пятно.

— Как же это, Юнус? Мы с тобой просмотрели пятно на Венере, а в Америке его увидели…

Отвечает со степенным спокойствием:

— Если «мы» не видели, значит ничего там нет!

Он оказался прав. Через день пришла телеграмма с опровержением: в Америке поторопились: пятна действительно не было.

Приехали на обсерваторию к Гультяеву посетители — смотреть звезды. Показание шло плохо: «астроном» был слишком навеселе, и звезды на небе для него плясали.

— Поищи, Юнус, куда это девалась проклятая Большая Медведица? Никак не могу ее найти.

Юнус направил ему трубу телескопа, куда нужно.

Позже мне пришлось заменить Юнуса одноглазым стариком Кадыром. Долго я дрессировал старика, под конец научил разным маневрам, в том числе самостоятельно заряжать и разряжать большую батарею для освещения.

Работаю я как-то в верхней части башни, готовясь к ночной работе, а Кадыр в нижнем этаже заряжает батарею. Он в таких случаях брал большую ведерную бутыль с серной кислотой, помещенную в деревянном ящике, и наливал ее в банки. Я настрого запретил ему, ввиду неоднократных попыток на это, вынимать бутыль из ящика.

Вдруг — звон стекла и неистовый крик Кадыра! Скатываюсь по лестнице вниз. Кадыр вопит с перекошенным от ужаса лицом. На нем халат и сапоги шипят, дымятся. Асфальтовый пол вокруг него тоже кипит…

Старик самовольно вынул бутыль из ящика. От тяжести серной кислоты бутыль переломилась. На Кадыра обрушилась ванна из серной кислоты, по счастью — на одежду.

Что делать? Одежда быстро горит. Секунд терять нельзя, а под руками нет ничего, нейтрализующего кислоту. Схватываю старика за руку и силой волоку, без лишних разговоров, к протекающему неподалеку большому арыку. Старик, обезумевший от страха, бьется из рук, сопротивляется… Бросаю его в воду.

Одежда погибла, но сам он спасся, отделался мелкими ожогами.

— Хотите со мною ловить черта?

— Что за шутка, Дмитрий Данилович?

Нет, Гедеонов не шутит.

У Юнуса — домашняя драма. Его давно огорчало неимение детей от жены, уже пожилой сартянки. Впрочем, и ему самому было уже под пятьдесят.

Горю помочь легко. Знакомые и друзья всё учат:

— Возьми себе, Юнус, вторую жену.

Юнус высмотрел восемнадцатилетнюю сартянку. Старая жена стала буянить и протестовать. Но кто же из мусульман станет в таком деле считаться со старой женой?

Отпраздновали свадьбу, начались медовые дни.

Вот здесь и началась чертовщина. Жил Юнус в отдельном домике, среди парка. И каждый вечер на его саклю стали падать, как будто с неба, камни. Очевидно, небо решило вмешаться в его семейные дела. Значит, богу не угоден его второй брак…

Ясно, что в дело вмешался сам шайтан. Каждый день падают камни. Юнус выходит, смотрит. Никого нет! А камни продолжают лететь — то в окно, то в самого Юнуса.

На обсерватории растет тревога, особенно среди сартов:

— Шайтан! Шайтан…

Нечистые силы разыгрались: надо, стало быть, всем правоверным мусульманам уходить с этого места, с этой обсерватории.

Стали заражаться тревогой и некоторые из русских.

Этому надо было положить конец. Мы сговорились с Гедеоновым поймать нечистую силу. Взяли из окружного штаба команду писарей и рабочих из военной типографии. Сели с ними в засаду: Гедеонов — в зарослях внутри, я — в кустах снаружи, в примыкавшей к обсерватории уличке.

Разнервничавшийся наш писарь Мартьянов услышал шорох ночной птицы. Завопил:

— Начинается…

Его, однако, успокоили.

Мы просидели в засаде несколько часов. Чудес не было, и они более не повторялись. Шайтан или, вернее, родственники первой жены признали дальнейшие демонстрации бесполезными.

Домашняя жизнь у Юнуса наладилась. У него родился сын, и Юнус был на верху блаженства.

Приходят несколько халатников, с черными бородками, сильные брюнеты, с более или менее горбатыми носами:

— Мы — бухарские евреи студенты. С нами прибыл из Бухары наш ученый раввин. Он просит позволения, господин профессор, посетить обсерваторию!

На другой день приезжает симпатичный старик, лет под семьдесят. Румяное лицо, кругленький, совсем седой, в халате и ермолке. Его сопровождают, проявляя к нему высочайшее почтение, десятка два бухарских евреев разных возрастов.

Принял я его любезно, провел по всем помещениям, показывая инструменты. Затем в библиотеке показал ему более интересные астрономические иллюстрации и фотографии.

Старик рассматривал всё очень внимательно, а «окружение» стояло почтительной толпой, и ни один не позволил себе вмешиваться в наш разговор или задать в присутствии раввина свой вопрос. А разговор наш с раввином был такого рода:

— Позвольте вот о чем спросить: профессор Пифагорас думает, что Земля стоит посредине, а Солнце ходит вокруг нее. А профессор Коперникус думает, что Солнце стоит посредине, а Земля обходит вокруг него. А как вы думаете?

— Я думаю, что прав профессор Коперникус…

Мы расстались друзьями, и еще целый ряд лет я встречал то в Ташкенте, то проездом через Бухару каких-то бухарских евреев, очевидно — из бывших на обсерватории, которые любезно раскланивались и говорили:

— Вам просил кланяться наш раввин!

Нередко приходилось иметь дело и с сартскими учеными и муллами. Они признавали в астрономических вопросах полностью наш русский авторитет.

Одним из поводов к нашему соприкосновению было определение момента того новолуния, после которого правоверным надо начинать праздновать свой пост Уразу, иначе — Рамазан. Муллы пользовались старинными таблицами лунных фаз, составленными в Бухаре, так как Средняя Азия вообще находится под сильным влиянием духовных ученых Бухары.

Но затем муллы стали приезжать ко мне за справками о моменте новолуния. Так как они наглядно убеждались в том, что эти нехитрые предсказания сходились с действительностью гораздо лучше, чем указания их бухарских таблиц, то понемногу ташкентские муллы ввели в правило посовещаться со мною ранее, чем объявлять народу о моменте начала Уразы.