Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

«Не нужен» — дважды повторил в двух «маленьких поэмах»: и про чувства к нему женщины (женщины как таковой), и про чувства народа.

Это ощущение ненужности — основополагающее.

Есенин был самым известным, самым любимым читающими людьми в России 1925 года — но не признавал этого.

Ему не хватало любви. Сколько бы её ни было — никогда бы не хватило.

В конкретном Ленинграде тоже никому не нужен. Хоть спускайся к портье просить, чтобы никто не зашёл, хоть не спускайся — никто не идёт. За четыре дня один Чуковский явился! Ну не смех ли?

Здесь первым не станешь. Здесь свои главари: Садофьев, Коля Тихонов…

На поклон не поспешат.

Нечего тут делать. Все надежды — блеф. Сам себя обманывал.

Себе не нужен больше всего. От себя устал смертельно, навсегда.

Что ещё?

Стихи пишутся иногда, но чаще всего — не больше восьми строк. Сам об этом говорил в последние дни кому-то из гостей. И всё об одном и том же, всё об одном и том же, всё об одном и том же пишутся стихи. В последние дни делал наброски. Они сохранились:

…Это страшная жертва, но не страшнее любой другой. Прости, Господи…

Устиновы проснулись в девять.

Успели порадоваться, что Сергей спит и больше не колобродит по этажам.

Самовар они вчера оставили у него — и Елизавета пошла забрать самовар, чаю приготовить.

Было где-то без четверти десять.

Долго стучалась.

К десяти подошёл Эрлих.

Устинова вызвала коменданта гостиницы Василия Назарова.

Тот открыл дверь отмычкой.

От дверей ничего не было видно.

В номер зашли Устинова и Эрлих.

Эрлих бросил на кушетку свою верхнюю одежду и портфель.

Назаров, стоявший у дверей и видящий, что ничего не происходит, а гости спокойно раздеваются и ходят по номеру, развернулся и отправился по своим делам.

Устинова успела подойти к дивану, потом к кровати.

Где он? Ушёл?..

Большой номер, высота потолков — 352 сантиметра; Есенин висел ближе к правому углу.

Наконец, увидела тело Есенина в петле — и вскрикнула.

Только тогда всё увидел и Эрлих.

Назаров в показаниях скажет, что из пятого номера его вызвали уже через две минуты, может, чуть меньше.

Вернулся обратно.

Устинова побежала за мужем.

Назаров всех вывел из номера и позвонил в милицию.

Эрлих набрал номер Ильи Садофьева. Потом дозвонился в Госиздат.

Новость понеслась по Ленинграду. Это был шок для всех.

В номер явился участковый Николай Горбов.

Затем фотограф Моисей Соломонович Наппельбаум с сыном Лёвой.

Постель не была тронута: в ту ночь Есенин даже не ложился.

На стуле лежала снятая Есениным шуба.

На столе — опасная бритва. На полу — разорванная фотография Кости, которую поначалу никто не заметил.

Чемоданы с вещами раскрыты.

Горбов попросил Лёву Наппельбаума помочь снять труп. Отец Лёвы вообще не переносил всё связанное со смертью, ему и так было худо, поэтому взял сына с собой. У сына нервы были покрепче.

Горбов залез на стремянку. Лёва стоял на столе.

Горбов составляет акт: «…труп висел под самым потолком, и ноги от пола были около 1,5 метров, около места, где обнаружен был повесившийся, лежала опрокинутая тумба, а канделябр, стоящий над ней, лежал на полу. При снятии трупа с верёвки и при осмотре его было обнуружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную белую рубашку, чёрные носки и чёрные лакированные туфли».

Эти туфли особенно врезались в память и Лёве Наппельбауму, и многим другим, явившимся чуть позже. Труп в лакированной обуви. Обожжённый лоб, невыносимая скорбь на мёртвом лице, порезанные руки — и сияющие туфли смотрят в разные стороны.

Вскоре подошли поэт Всеволод Рождественский и критик Павел Медведев.

Акт был дописан в их присутствии.

Затем Горбов сделал опись вещей в номере.

Опросил Назарова, Устиновых, Эрлиха.

В районе обеда появляются литераторы Иннокентий Оксёнов и Михаил Слонимский — тот при виде Есенина, не стыдясь, заплакал.

Следом — художники Исаак Бродский, Василий Сварог, поэты Василий Князев, Илья Садофьев, Борис Соловьёв, писатели Борис Лавренёв, Николай Браун и Сергей Семёнов, секретарь Ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов Михаил Фроман.

Бродский и Сварог делают рисунки мёртвого Есенина.

Последним пришёл писатель Николай Никитин.

Около четырёх часов труп вынесут чёрным ходом и перевезут на дровнях в покойницкую Обуховской больницы по адресу: набережная Фонтанки, дом 106.

Поэт Василий Князев поедет туда и пробудет там всю ночь.

Вскоре он напишет стихотворение о последних спутниках Есенина. Тоже мёртвых.

Стихотворение документально: подросток Александр Беляев действительно пытался вскочить на ходу на подножку трамвая и погиб в один день с Есениным.

Князев — сам? или помогли? — раздел Есенина, взяв его вещи: для будущего музея.

Тем временем администрация гостиницы выставила счёт на шесть рублей за простыню, в которой Есенина увезли.

Счёт был на имя Есенина. Простынёй воспользовался, а денег не оставил.

В акте патолого-анатомического вскрытия тела было записано:

«На основании вскрытия следует заключить, что смерть Есенина последовала от асфиксии, произведённой сдавливанием дыхательных путей через повешение. Тёмно-фиолетовый цвет нижних конечностей и точечные на них кровоподтёки указывают на то, что покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время.

Раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным и как поверхностные, влияния на смерть не имели.

Суд. мед. эксперт Гиляревский ».

Когда Клюеву сообщили страшную весть, он, не вздрогнув, ответил: «Этого и нужно было ждать».

Когда о смерти мужа сообщили Софье Толстой, она, пишут бывшие рядом, «страшно закричала».