Татьяна Фрейденссон - Дети Третьего рейха [litres]

В этом Райнер прав. Вряд ли кто-то рождается убийцей. А вот воздействие режима – штука интересная, особенно если мы попробуем взглянуть на нее через призму экспериментов Стэнли Милгрэма – точнее, того самого эксперимента с ударами током. Любопытнее всего, что в данном контексте Рудольф Хёсс, бывший комендант Освенцима, действительно мало чем отличается от вас или меня. Это неприятная правда, которую вы можете принимать на веру, а можете не принимать: человек сам по себе не такое милое существо, как хотелось бы думать. Разбирая эксперимент Милгрэма на предыдущих страницах, я намеренно упустила из виду важную вещь, которая имеет прямое отношение и к коменданту Хёссу и – главное – к скамье подсудимых в Нюрнберге.

Как вы помните, доброволец под диктовку «экспериментатора» должен был давать всё больший и больший разряд тока подставному «ученику», если тот давал неправильные ответы. Эксперимент с током многократно проводился в разных странах и на разных континентах с 1963-го по 1985 год, и выяснилось, что едва ли не каждый человек может быть как абсолютно послушным режиму, так и оказывать сопротивление давлению извне. Всё зависит от нескольких факторов. К примеру, «участники эксперимента отказывались бить ”ученика“ током, если он утверждал, что хочет получить этот удар, – это же мазохизм, а они не садисты. Еще они отказывались подавать ток высокой мощности, когда в кресло ученика садился сам экспериментатор. ”Ученика“, находящегося далеко, били током охотнее, чем сидящего близко» 104 104 Зимбардо. Эффект Люцифера. С. 416— 417 . Это, кстати, вещи очевидные. Как и еще одна, которая не была очевидна тем, кто сидел на скамье подсудимых в Нюрнберге, как не очевидна она была и Рудольфу Хёссу, свидетелю на этом судебном процессе. «Хотите добиться максимального послушания? Сделайте вашего испытуемого членом ”команды преподавателей“, в которой нажимать на выключатель тока, наказывая жертву, будет другой человек (ассистент), а тот, кто в действительности является объектом вашего опыта, будет заниматься другими аспектами процедуры» 105 105 Там же. С. 416. .

Комендант Освенцима по природе своей был идеальный исполнитель. А тут ему Мартин Борман, за которого он отсидел в тюрьме, предложил стать членом команды: шестеренка нашла свой механизм, всё совпало. Что происходит дальше? Рудольф Хёсс становится подчиненным Генриха Гиммлера. И Гиммлер, который лишь отдает приказы Хёссу, берет всю ответственность на себя. Это, пожалуй, ключевая вещь в понимании не только фигуры коменданта Освенцима, но и всех крупных нацистских преступников, оказавшихся в зале №600 в 1945 году: абсолютно каждый из двадцати одного обвиняемого пытался свалить вину на своего «шефа». Всё упиралось в отсутствующих Бормана и Гиммлера и – непременно – в Гитлера. Вину валили на тех, кто активно брал некогда всю ответственность на себя, а в итоге ушел от нее.

Ганс Франк, генерал-губернатор Польши: «Нельзя утверждать, что Гитлер изнасиловал немецкий народ – нет, он совратил его!.. Три дня после самоубийства Гитлера стали для меня решающими – это был поворотный пункт в моей жизни. Сначала он увлек нас за собой, взбаламутил весь остальной мир, а потом просто исчез – оставил нас расхлебывать наше горе, отвечать за всё, что происходило. Можно ли вот так взять да исчезнуть без следа?» 106 106 Гилберт. Дневник. С. 183.

Вильгельм Кейтель, генерал-фельдмаршал, был необычайно расстроен, что капитуляцию вместо Гитлера пришлось подписать ему: «Гитлер, если уж так рвался в главнокомандующие, обязан был испить свою горькую чашу до дна. Ведь приказы нам отдавал лично он. И всегда повторял: ”Я беру на себя ответственность“. А потом, когда действительно настало время взять на себя всю полноту ответственности, его не оказалось, и мы должны были расхлебывать всё в одиночку» 107 107 Там же. С. 425. .

«Будучи загнанным в угол неоспоримыми доказательствами своего соучастия в творимых зверствах, Геринг утверждал, что фюрер представлял себе их масштабы, что же касается его самого, то он их и представить себе не мог. По его словам, ему было известно лишь о нескольких казнях и ”некоторых подготовительных мероприятиях“» 108 108 Там же. С. 267. .

Бальдур фон Ширах, глава гитлерюгенда и гауляйтер Вены с 1940-го по 1945 год, сказал о Хёссе и Освенциме: «В геноциде повинен не один Хёсс. Приказ исходил от Адольфа Гитлера, о чем тот и заявил в своем политическом завещании… Преступление, совершенное им в сговоре с Гиммлером, навеки останется несмываемым позором в нашей истории (напряжение на скамье подсудимых стало почти осязаемым)…» 109 109 Там же. С. 456.

А вот что сказал Хёсс о Гиммлере в Нюрнберге в 1946 году:

«Лишь после всеобщего краха мне стало понемногу ясно, что, по-видимому, это было не совсем верно, стоило только прислушаться к тому, что говорили люди вокруг… Теперь мне очень хотелось бы знать, верил ли сам Гиммлер в это, или же только вложил в мои руки инструмент для оправдания всего, что делал моими руками. Но вообще-то дело в другом. Нас просто натаскивали на бездумное выполнение приказов… Гиммлер был настолько требователен и строг, что вешал членов СС за любой, самый незначительный промах» 110 110 Там же. С. 336. .

– А кто на самом деле виноват? Гитлер! Это не снимает вины ни с моего деда, ни с кого бы то ни было еще, но эта чудовищная система – порождение одного человека. Гитлера. – Райнер Хёсс был необычайно возбужден. Судя по всему, именно сейчас его как начинающего писателя крайне волновал вопрос, кто виноват. – А для деда, особенно после Первой мировой, с которой он вернулся эдаким атаманом, очень важно было всё немецкое, истинное, традиционно немецкое. Вот эти атаманы и стали опорой Адольфа Гитлера. Кто еще так проповедовал веру в Германию, как не они. Вот вам и разгадка, как это неудачнику, а Гитлер был именно неудачником, причем австрийцу, удалось развернуть всю Германию. Ведь он даже не был немцем. Но он заставил поверить Германию в то, что именно он самый что ни на есть немец. И многие заставшие те времена люди говорят, что не всё было так уж и плохо. Но стоит серьезно заговорить с ними, показать им пару документов, как они вскакивают и уходят. Они не хотят говорить об этом.

– Насчет того, был ли Гитлер неудачником, я бы с тобой поспорила: ему здорово повезло с genosse, такими, как твой дед, – ответила я Хёссу. – Я бы вообще сказала, что фартовый был малый, если бы башка к концу тридцатых не съехала.

– Неудачник. – Райнер упрямо не хотел признавать обратного. Разговор не двигался с мертвой точки. Нужно было переводить его на другие рельсы.

– Вернемся к твоим злоключениям. Тебя так и не пустили в Освенцим?