Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Будь она неладна — я дважды попадал. И попал по своей вине — оплошал.

Мне нужно было наклонить маленькую стопку, а я с маху опрокинул большой чайный стаканчик. Ну, а Варя, наш колхозный художник, меня и разрисовала. Принципиальная девушка, не посмотрела на дружбу.

На витрине картина такая: вся наша бригада в горячую пору на поле пашет, сеет, один я в кустиках лечу мозоли. Лечу по новому рецепту — внутренним способом, пропускаю через губы небольшими дозами. Пропускаю и жалуюсь: маленькая посудинка! Не помогает! Не доходит до мозолей. Застревает в коленях… Нужно посудинку побольше. Вот такую… Вольешь — и аж до пяток достает!

Постоял я около художественной витрины, еще разок посмотрел, и что-то мне на душе горьковато стало.

Дьявольский рисуночек не выходил из головы до вечера. А когда лег спать, мне приснился рябенький поросенок.

«Это вы, Петя? — спрашивает. — Здравствуйте! Я вас сразу узнал. Это мы с вами вчера из одной лужи ужинали. Значит, помогла вам большая посудина? Дошло до мозолей?..»

Сплю я и переживаю: что это такое — даже поросенок и тот издевается надо мной…

Я, разумеется, сам себя не стану хвалить. Пусть люди скажут.

Не буду прибедняться: норму по вспашке или по севу я ежедневно выполняю…

Захочу да поднажму, таки Василия перегоню. Неважно, что нас на разных досках рисуют: Василия — на доске Почета, а меня… А все Варя, редактор той «Колючки», мне в сердце шпильки загоняет.

Вы знаете, что значит для меня Варя? Варя — все! Пусть отведет меня в сторону и скажет: «Петя, брось эти штучки!» — и Петя бросит.

За что же ты, Варя, так меня чихвостишь?

Запылало у меня на душе. Пылает и горит… Горит — не знаю, чем и погасить. Проезжаю мимо сельмага, смотрю — двери открыты. Заглянул в дверь — о-го-го! Есть чем душу погасить. На полочке густенько пол-литровые «огнетушители» стоят… А природа вокруг — хоть сам рисуй. Пташки поют, зеленеют колхозные поля, Телята и те подбрыкивают от удовольствия.

Давай, думаю, Петя, не задерживайся на природе. Заходи в сельмаг. Гаси, пока горит!

Забежал. Выхожу. Хлопцы спрашивают:

— Какую ты там, Петя, пташку поймал?

Показываю.

— О, подходящий гусачок! — говорят. — Ты как думаешь, Петя, индивидуально ему голову свернуть или с консультантом?

— Спрашивают хворого. Сам попробую. Не большое задание.

После этого мое сердце еще сильнее загорелось. Эх, думаю, чего ты, Варя, такая принципиальная? Я же тебя, Варя, уважаю, почитаю…

Завел я в сердцах трактор — и айда к Варе. Не доехал тридцати метров — столб остановил. Какой-то черт на дороге столб поставил.

Вот, скажем, чего сто́ит сухое дерево против техники? Дизель, например, в восемьдесят сил плюс сорок градусов. Какой это комплексный удар! Не только столб — дом упадет!

Столб, разумеется, упал. На весь колхоз шум-гам поднялся. Оправдали; нечаянно наехал. Поставили гуртом столб, на том дело и кончилось.

Прихожу утром к витрине. Заинтересовало: кто это по столбу без рубашки лазит? Подошел ближе, слышу разговор.

— Это, — говорят, — лазит лунатик.

— А чего же он, — спрашивают, — лазит днем?

— А это, — говорят, — Петя, он работает в ночную смену: ночью глаза заливал.

Показывают пальцем и смеются. Посмотрел и я: мама моя родная — рука Вари! Я персонально на столб лезу.

Поверите, жар как ударит в голову, да в ноги, да в пятки… Закружилась моя голова, задрожали колени.

Подходит напарник.

— Петя, — говорит, — не грусти. Не падай духом! Столб стоит правильно. Пойдем и мы поправимся.

— Ты что, — говорю, — в сознании? Я же иду на работу. Чтобы надо мной люди смеялись? Чтобы меня Варя вот с таким носом на витрине прокатила? Нет, глотай эту пилюлю сам!

Ох, есть же и вреднющие мухи! Назойливые и надоедливые. Гонишь ее, отмахиваешься, в дверь веником выметаешь, в окно полотенцем выгоняешь… Уже, кажется, одолел окаянную — ан нет, тихонько прожужжит и через узенькую щелочку влетит в ваш кабинет.

Влетит и — словно ее не гнали и не пугали — спокойненько примостится на вашем носу.

Сгонишь нахалку с носа, а ей и горя мало — пересядет на лоб. Со лба согнали, глянули: а чтоб ты обварилась в борще, — муха уже тихонечко пролезла через прореху к бедру и пытается там позавтракать.

Вот так и кормится, распроклятая…

А уж которые лысые — одна морока. Горемычным безволосым людям больше всего достается. Целый день человек руками машет, а ее черт разносил — вокруг головы летает. Что и говорить, бешеное насекомое.

Скажем, хочет хороший человек хорошую резолюцию написать: «Не возражаю. Многодетной вдове посодействовать в оказать всяческую помощь». А ее черти принесут, упадет на резолюцию, намажет, размажет, сам дьявол ничего не разберет.

Слоняются тогда добрые люди, ходят от одного порога к другому, выясняют — что оно написано: «Возражаю» или «Не возражаю»?

Пробивается вдова, доказывает:

— При мне же писали — помочь! И откуда-то взялась та вертихвостка!..

— Какая вертихвостка?

— Да такая ж! Та самая… Муха-цокотуха… Намазала и перемазала… Напортила еще и смеется, подлюка. «Вы, говорит, напрасно ноги бьете. Резолюция формальная и натуральная. Я манеру Василия Васильевича хорошо изучила. Он резолюцию «Возражаю» пишет поперек. «Не возражаю» черкает вдоль. Смотрите — вам врезал поперек… Ха-ха-ха!..» Чтобы ты, думаю, от смеха лопнула!

Мухи-цокотухи — дотошные мухи. Разиням прямо с ботинками залетают в рот.

Сначала деликатненько пристроится на коленях, крылышками помашет, ножками подрыгает — и:

— Лысенький ты мой! Я же у тебя персональная!.. Раскрой пошире государственный карманчик!

Припадает, ласково обнимает — и, прижмурив глаза, прыг на плечи! Скок на лысину!

А уж если на административную лысину прыгнула, то с этой прибыльной территории черта с два ее прогонишь. Уцепится, и никакой критический ветер с того плацдарма не сдует муху-ласуху. Найдутся защитники…

— Кто — муха? Моя персональная муха?.. Оставьте, не нападайте. Это ж единственная! Незаменимая… Помогает… Присматривает…

Одним словом, ловкие, сноровистые мухи некоторым высоким начальникам в самое правое ухо залазят. Залезет и шепчет:

— Возьмите моего комарика завскладом. Не пьет, не дерется, не гребет… Трудяга, работяга…

Ей-богу, льстивые и ненасытные мухи попадаются. В ресторанный борщ скакнет, наплавается, наглотается, вылезет, обсушится и снова ныряет.

По три раза в день полощется в дармовом меню…

Дьявольское, каверзное насекомое! Капризное и прихотливое. Модами привередничает, перебирает. Всякие фасоны выдумывает, морских черепах набирает и, где надо и где не надо, с шиком понацепляет. Затянется, засупонится…