Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

— Агуси, — говорю. — Родненькая. Глупенькая. Замолчи. Посмотри, — говорю, — какая кругом чудесная природа. Птички летают, песни поют. Цветочки кругом расцветают…

— Эге ж, — говорит сестричка. — Кругом старый режим. Вырастем, ты босыми ногами чужую стерню будешь топтать, а меня будут за косы таскать.

— Эх, сестричка, — говорю, — дорогая, несознательная ты! Может, у тебя косы подрастут, а тут — переворот! И будешь ты петь, в косы барвинок вольно вплетать.

Я хотел еще два слова сказать, да мой регламент прервали. Нас подхватили и понесли в церковную сторожку. Тетка Явдоха шепнула нам:

— Лежите, детки, тихонько. Отец Иоанн подходит.

— Поп! — вскрикнула сестричка. — Ей-богу, к нам поп подходит.

— Ты, — говорю, — сестричка, еще плохо видишь. Это к нам, — говорю, — подходит опиум для народа.

Отец Иоанн, минуя нас, направился прямо в угол сторожки. Там, в кошелке, сидело подношение — рябенькая курочка.

Наставник духовный со знанием дела ощупал грешную курицу: хватит ли на суп двенадцати апостолам?

Трогал, трогал в громко кашлянул — не хватит.

Вот такой недосмотр, вот такая нехватка — забыли в паре с пеструшкой впихнуть рябенького поросенка.

А мы лежим голенькие, босенькие, нам и не до поросятины, и не до курятины.

Я наклонился и шепнул сестричке:

— Давай, — говорю, — выступим…

Договорились да как завопим:

— Крестите скорее или сапоги давайте: замерзаем!

Отец Иоанн махнул на нас рукой:

— Молчите! Не шумите! Меня самого обидели: младенцев пара, а птенчик один.

«Ах ты ж, — думаю, — такой!.. Дают — крести. Не хочешь — пойдем домой некрещеными. И нас бог не забыл, ноги приделал!»

Я хотел еще словечко сказать, да за меня заступилась родная тетушка Явдоха:

— Отче, пускай голосят!.. Вы их крестиком напугайте!.. — И к нам: — Тут некогда… Жатва!.. А вас принесло! Не затягивайте, отче, крестин. Давайте деткам хорошенькие имена.

Отец Иоанн гневно взглянул на тетеньку:

— Одна птаха?.. Глаголю — маловато!..

— Отче! Я вам петушка прибавлю. Хороший петушок… Кукарекает…

С именами чудесно решил крестный отец. Матрос-балтиец. На побывку в село приехал. Поставив на подоконник бутылку крепенькой, крестный сказал:

— Батя, покороче! Давай кропи!

Пастырь деликатненько покачал бутылкой на свету — полная ли. Понюхал — не разбавлена ли.

Убедившись, что годится и до ектении [10] Ектения — молитва, которую читает дьякон или поп и в ответ на которую церковный хор отвечает: «Господи, помилуй». и после ектении, отец Иоанн с разгону маханул да меня первого в холодную воду — бульк!

Я даже захлебнулся. Очнувшись, завопил на всю сторожку:

— Что вы делаете? Живого человека в кастрюле топите.

А меня в воду да в воду. Не дают слова вымолвить.

Пришел в себя только вечером. Смотрю: сестричка примостилась у маминой груди справа, а я слева. Ужинаем…

— Ужинаешь? — спрашивает меня крестный. — Ужинай, ужинай, матери твоей ковинька! Ужинай да расти большой. Вырастешь, будешь сидеть, а мама стоять, да и скажешь: «Мама! Вы садитесь, а я постою. Потому что вы самая дорогая, вы — мать!»

Вот так на наших маленьких огородиках ловили ежегодно то хлопчика, то девочку.

Порой лето выпадало более урожайное — ловили троих сразу.

Тогда была и большая новость, и не меньшая беда. Волостная власть брала виновных на цугундер: «Откуда?.. По какому такому праву?»

Батько многочисленной семьи, наш сосед Порфирий Маценко, волостные параграфы заполнял коротко и ясно: «Вечера темные, долгие… Керосина нет… Вот оно бог и посылает…»

Словом, в урожайное лето разговоров да разговоров.

— Тетка Ялосовета! Кого же бог послал: косаря или вязальщицу?

Усмехаясь, родненькая отвечала:

— Да бог милостив: послал и косаря, и вязальщицу.

Умел милосердный деток на огород подбрасывать, умел щедрость свою проявлять. Бегали мы по двору, как в раю: голенькие, босенькие.

— О владыка небесный! Прости слово наше простое. Разве это милость божья: на двенадцать деток бросить две пары паршивеньких сапожек!

Мне пришлось еще горше: на мои длинненькие ноги не налезали и паршивенькие. Бывало, бедолажные ноги задубеют, посинеют, даже мне их жаль. Да ничего. Они у меня бедовые: быстренько прыгали по колено в снегу.

Главное — радость! Не в темной, сырой хате сидеть!

Гулянка босиком не проходила даром. В нашу хату частенько заглядывал ангел смерти. Глянет, скосит брата или сестричку и полетит, безжалостный, неумолимый.

Однажды ранней весной безжалостный ангел скосил двоих подряд — брата и сестру. С большого горя отец запил. Дурманящие градусы и породили странное марево: черт масло из лампадки пьет!

Тихонечко, на цыпочках пошел отец в атаку на искусителя. Цель одна — схватить ненавистного за хвост.

Хитрая лукавая личина. Вот хитрющая! Незаметно прятала хвост за спину апостола Петра.

— Ох ты ж, плюгавое чудовище, — сказал отец и на ходу изменил способ охоты. Лег на пол и из одноствольного дробовика пальнул в обманщика по рогам.

Эге-эге, нелегкая штука застукать вертихвоста в маленькой лампадке. Вылез, проклятый, сухим.

Выпрыгнул и учинил новую пакость: шутя перебросил бекасиную дробь на апостольское лицо. Хрупкая иконка не выдержала лихой доли — треснула.

Утром пришла ужасная новость: нашу семью выселяют из села. С ума сошел, мол, старик — перепутал праведное с грешным. Вместо того чтобы дробовиком бекасов на болоте гонять, начал угодников глушить в хате.

Сельский коммерсант Оська Путаный тихонько посоветовал: «Продай, Иван, телку. Даю тебе хорошую цену — ведро горилки. Твоя телочка ростом небольшая, этой цены не стоит. Да бог с нею, с ценой, выручу тебя из беды. Поверь, мое ведро спасет тебя от беды. Поставишь ведерочко на стол и жди преосвященную комиссию. Пусть она собственными глазами заглянет в чудотворное дно. Советую, не теряй времени, веди телку!»

Отец послушал, отдал телку. Поставил на стол покаянное ведро.

Высокая комиссия: волостной старшина, волостной урядник и отец Иоанн, узрев на столе покорное покаяние, без всякого чванства приступили к христианским обязанностям. Немедля начали кружками спасать утонувшую в глубоком ведерке грешную душу.

Спасали, спасали и наспасались под самую завязку.

Первым окосел волостной старшина. Но он еще был в силах водить залитыми глазами вертикально. Глянув в подойник, далеко ли до дна, и убедившись, что бешеного молока осталось достаточно, можно еще одного чертика утопить, старшина, заикаясь, огласил результаты спасения:

— И… И… Иване! С… С… с-трелять т-т-трезвому в… в у-угодника и-или му… му… м-мученика пре… пре… пресвятого пре… пре… превеликий г… г… грех. Пья… пья… пьяному раз-разрешается р-р-разок т-трахнуть в… в… не… не… н-небеса! О… О-отец Иоанн, в-верно я го… говорю?