Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Джордж Шульц, Кэп и Дон — против этой сделки. Конгресс запретил нам продавать оружие Ирану или какой-либо другой стране в целях перепродажи его Ирану. Джордж также считает, что мы нарушим наш принцип отказа от поощрения терроризма. Я же утверждаю, что оружие пойдет тем, кто хочет изменить режим в Иране, и что оно вовсе не является выкупом за освобождение заложников. Мы не совершаем никакой прямой сделки с Ираном, а только допоставим Израилю проданное им оружие.

Наше совещание зашло в тупик. Бэд полетит в Лондон для встречи с заинтересованными израильтянами и иранцами. В Англии нет запрета на продажу оружия Ирану… Все должно завершиться в среду.

9 декабря

Бэд вернулся из Лондона, но еще не появился у себя в кабинете. Он не сумел достичь нашей главной цели, а именно убедить иранцев освободить заложников до получения оружия. Их главарь сказал, что, если он явится к террористам с таким предложением, они просто убьют заложников.

10 декабря

Утром встречался с руководством демократической и республиканской фракций в конгрессе. В основном занимались обсуждением билля Грамма — Рудмена — Холлингса. К концу дня содержание наших переговоров стало известно прессе. Я не вполне удовлетворен достигнутыми результатами, но билль придется подписать. Также говорили о реформе налогообложения. В течение дня много звонил по телефону и до сих пор не знаю, будет ли принят законопроект. Бэд вернулся из Англии, где встречался с посредником иранцев (торговцем оружия Манучером Горбанифаром), который оказался весьма скользким типом. Он не согласился на наш план освобождения заложников".

Двенадцатого декабря произошло трагическое событие, которое еще раз напомнило Америке, как дорого нам обходятся непрекращающиеся раздоры на Ближнем Востоке и наши усилия разрешить арабо-израильский конфликт.

Самолет, на котором возвращались 250 американских солдат, несущих службу в составе международных сил по поддержанию порядка на Синайском полуострове, разбился при посадке в Ньюфаундленде для дозаправки. Все пассажиры погибли.

Меньше чем через три недели — на третий день Рождества — опять пролилась кровь американских граждан. Палестинские террористы обстреляли из автоматов толпу пассажиров в римском и венском аэропортах. Погибло двадцать человек, в том числе одиннадцатилетняя девочка-американка и еще четверо наших сограждан. Полковник Каддафи назвал этот бессмысленный акт самоубийц (все террористы тоже погибли) "благородным поступком".

У одного из террористов нашли тунисский паспорт. Этот паспорт ливийский чиновник отобрал у рабочего-тунисца, когда его выслали из Ливии. Понятно, каким путем этот паспорт оказался у террориста.

Хватит, решил я, больше этому полоумному клоуну из Триполи спускать нельзя. К тому времени у нас было разработано несколько вариантов ответных мер в случае новых террористических актов. Но мы были вынуждены учитывать присутствие в Ливии почти тысячи американцев-нефтяников. Каддафи был вполне способен отыграться на них.

Два члена моего кабинета, о которых я был особенно высокого мнения — Кэп Уайнбергер и Джордж Шульц, — не очень-то ладили друг с другом. В их отношениях всегда чувствовался холодок, какая-то натянутость. Подозреваю, что черная кошка пробежала между ними еще в то время, когда оба были администраторами "Бечель корпорейшн" в Сан-Франциско. Как бы то ни было, они часто расходились во мнениях. Кэп, например, считал, что Джордж слишком доверяет Советам, и советовал мне не спешить заключать с ними соглашения о контроле над вооружениями, за которые ратовал Шульц (об этом я еще скажу позднее). Они часто спорили. Не думаю, что это так уж вредило интересам страны и ее правительства: каждый член кабинета, естественно, рассматривает проблемы, стоящие перед страной, и события в мире с точки зрения своих собственных обязанностей, основываясь на советах специалистов, работающих в соответствующем ведомстве.

Разногласия между Пентагоном и госдепартаментом неизбежны, кто бы ни стоял во главе этих ведомств, и начались они задолго до того, как я пришел в Белый дом. Я считаю, что президенту даже нужно иметь советников, которые излагают разные точки зрения и не сходятся во мнениях. Единство мнений — не такая уж хорошая вещь. Я всегда приветствовал, когда члены моего кабинета спорили — и со мной, и друг с другом.

Но, хотя Джордж и Кэп расходились во взглядах на многое, в одном они были едины: почти с самого начала они возражали против предлагаемой Макфарлейном продажи оружия Ирану. Они предупреждали меня, что эту акцию могут истолковать как выкуп наших заложников. На том совещании в годовщину Перл-Харбора, где обсуждалось продолжение и даже расширение тайных переговоров, начатых предыдущим летом, они резко выступили против. Сами они не считали, что это будет обменом оружия на заложников, но говорили, что если о сделке узнают газеты (а Шульц утверждал, что это неминуемо случится), то именно такие обвинения будут брошены в наш адрес.

Я же доказывал, что мы вовсе не продаем оружие в обмен на заложников и не ведем никаких переговоров с террористами.

"Послушайте, — говорил я, — разумеется, мы не можем платить "Хизбаллах" выкуп за заложников. Но мы не имеем никаких дел с "Хизбаллах". Мы пытаемся помочь людям, которые надеются в скором будущем образовать новое правительство Ирана, а они за это обещают использовать свое влияние для освобождения наших заложников. Это все равно, как если бы у меня похитили ребенка и потребовали за него выкуп. Я в принципе против того, чтобы платить похитителям выкуп, — от этого число похищений может только возрасти. Но, если бы я узнал, что кто-то имеет выход к похитителям и может добиться возвращения моего ребенка без какой бы то выгоды, я, конечно, просил бы его о помощи. И если бы он вернул мне ребенка, то, естественно, заслуживал бы вознаграждения. Это вовсе не то же самое, что платить выкуп похитителям".

Однако возражения Уайнбергера и Шульца возымели действие: я решил выждать. Совещание в день годовщины Перл-Харбора ничем конкретным не закончилось: я не принял окончательного решения, но и не отказался от переговоров. Я поручил Макфарлейну встретиться с агентами Ирана и Израиля и передать им, что мы хотим иметь дело непосредственно с влиятельными иранскими политиками и что эти политики лучше всего докажут свою влиятельность, добившись освобождения заложников. Продавать оружие в обмен на заложников мы отказываемся.

Вернувшись из Лондона, Бэд сообщил мне, что от него потребовали дополнительных поставок оружия. Его также пре дупредили, что, если террористам станет известно о переговорах и о нашем отказе продать оружие, они могут отомстить и умеренным иранцам, и нашим заложникам. Он добавил, что ему не внушает доверия торговец оружием Горбанифар, который был основным посредником в переговорах, и что он сомневается в целесообразности продолжения этой инициативы.