Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Итак, в выступлении перед европейскими парламентариями я делал упор на то, что, хотя демократические страны могут отличаться друг от друга, нас объединяет одна система убеждений: вера в свободу и отрицание деспотизма государства, отказ от подчинения прав личности государству и осознание того, что коллективизм подавляет лучшие побуждения личности. Демократические страны, предложил я, как и коммунистические, должны принять политику экспансионизма: мы должны попытаться помочь молодым странам Африки и других регионов стать демократическими, мы должны стать глобальными миссионерами мира, индивидуальной свободы, правительств, избранных народом, свободы печати, самовыражения, верховенства закона.

"Свобода — это не монопольная прерогатива нескольких счастливчиков, но неотъемлемое и всеобщее право всех людей… Уверен, что обновленная сила демократического движения, дополненная всемирной кампанией борьбы за свободу, улучшит перспективы достижения контроля над вооружениями и всеобщего мира", — подчеркивал я в своих выступлениях.

Если демократические страны, говорил я, будут и дальше решительно выступать против коммунизма и поддерживать распространение демократического строя, то результат неизбежен. Марксизм-ленинизм будет выброшен на свалку истории, как и другие предшествовавшие формы тирании.

Хотя я и считаю, что во время этой поездки в Европу мне удалось убедить многих в том, что я не был лихим ковбоем, движение за ядерное замораживание продолжало спокойно развиваться летом и осенью 1982 года; в то же время демократическое большинство в конгрессе пыталось провалить наиболее важные элементы нашей программы модернизации вооруженных сил, включая ракету "МХ" и бомбардировщик "В-1", а также заблокировать наши попытки повысить боеготовность вольнонаемной армии. Нападки на военный бюджет продолжались даже после того, как мы начали получать зримые свидетельства успеха. Летом, после одного из брифингов в объединенном комитете начальников штабов, я так описывал встречу: "Это было воодушевляюще. Мы улучшили положение армии. Боеготовность возросла во всех отношениях". Повысилась доля личного состава со средним и высшим образованием, употребление марихуаны в войсках снизилось с пятидесяти до шестнадцати процентов, резко увеличилось число продлевающих контракты на службу в армии, обновилось сознание своей значимости у военнослужащих, и они снова с гордостью стали носить военную форму.

Все то лето мы были поглощены бюджетными баталиями в конгрессе и израильским вторжением в Ливан. Тем временем продолжающееся советское давление на Польшу, напряженность, вызванная попытками Брежнева взвалить на нас ответственность за действия Израиля в Ливане, его отказ признать, что Советы вмешиваются в дела стран "третьего мира", и другие проблемы мешали какому-либо улучшению в американо-советских отношениях. Бывший государственный секретарь Генри Киссинджер призывал меня рассмотреть вопрос о введении блокады вокруг Никарагуа, чтобы еще раз дать понять Москве, что нам не нравится деятельность Советов в Центральной Америке, но блокада явилась бы официальным объявлением войны. Я не хотел находиться в состоянии войны между нашей страной и Никарагуа — никто не мог знать, куда привели бы попытки блокировать маршруты советских судов в Центральную Америку.

В один из дней мы с Джорджем Шульцем пригласили посла Добрынина в Белый дом. Мы встретились в жилой части дома и стали обсуждать интересующие нас проблемы. Добрынин сообщил о желании Советского Союза возобновить переговоры по долгосрочному соглашению о поставках зерна. Я попытался объяснить ему, что не могу решить этот вопрос, не принимая во внимание настроение американского народа и общественное мнение, которое играет большую роль в нашей системе.

Американцы испытывают глубокие чувства к странам своих предков; когда граждане в других странах преследуются, мы не можем идти на уступки. Однако, сказал я, определенные действия со стороны Советов могли бы облегчить для нас принятие решения о возобновлении переговоров, но это не должно стать какой-то сделкой или торговлей. Я напомнил ему, что семья Пентакосталисов четыре года живет в подвале нашего посольства в Москве. Если они попробуют хотя бы на фут отойти с территории посольства, то немедленно будут арестованы. Их преступление — вера в свою религию и вера в Бога. Послу я сказал, что, упоминая Пентакосталисов, не пытаюсь вести переговоры или торговаться, — я только отметил, что доброта к этим людям облегчила бы для нас возможность сделать что-нибудь для его правительства, и тем более мы никогда не рассматривали бы это как обмен или уступку. Некоторое время спустя Пентакосталисы были в Америке, а вскоре мы согласились возобновить переговоры по соглашению о зерне.

В течение всего 1982 года я пытался убедить наших европейских союзников запретить предоставление кредитов Советам и присоединиться к нам в других санкциях, направленных на остановку строительства транссибирского газопровода. Мои попытки отчасти удались. Однако мне не удалось убедить их настолько усилить экономическое давление на Советский Союз, насколько я считал нужным для ускорения краха коммунизма; многие из наших европейских союзников больше заботились о своих экономических отношениях с Восточной Европой, чем о затягивании петли на шее Советов.

В конце лета и осенью улицы американских и европейских городов все чаще и чаще заполнялись сторонниками ядерного замораживания. В это самое время, используя общественное настроение, советская сторона на переговорах в Женеве встала на дыбы против "нулевого варианта", и, таким образом, американо-советские отношения фактически заморозились.

В сентябре госсекретарь Шульц встретился с советским министром иностранных дел Громыко, который намекнул, что Брежнев заинтересован во встрече со мной. Я попросил Джорджа сообщить Громыко, что в принципе мы согласны, однако хотели бы получить какие-нибудь позитивные знаки со стороны Москвы. Я не удивился, когда контакты Джорджа с Громыко заглохли. И все же мне было интересно, как долго будет продолжаться воинственное настроение русских лидеров и сколько еще они смогут тратить огромные суммы на вооружение, в то время как не могут даже накормить собственный народ.

11 ноября в 3.30 утра нас с Нэнси разбудил телефонный звонок моего помощника по национальной безопасности, который сказал, что только что умер Брежнев. Я попросил Джорджа Буша и Джорджа Шульца присутствовать на похоронах вместе с нашим послом в Москве Артуром Хартманом.

Незадолго до смерти Брежнева я решил, что в ноябре объявлю об усилении санкций против строительства транссибирского трубопровода. Наши главные торговые партнеры (те, что участвовали в экономической встрече в верхах) согласились ввести определенные торговые и кредитные ограничения против Советов, которые означали, что никто из нас не будет субсидировать советскую экономику или советское военное строительство с помощью льготных торговых условий или кредитов и закроет поток товаров и технологий, которые могли бы способствовать росту советской военной мощи.