Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Как я и ожидал, через несколько дней после выборов Громыко сообщил, что он хочет встретиться с Джорджем в Женеве, чтобы обсудить проведение нового раунда переговоров по ограничению вооружений.

Джордж согласился, и встреча была назначена на январь.

После выборов я также получил весьма необычное поздравление по случаю моего переизбрания: нацарапанное на русском языке от руки на крошечном клочке папиросной бумаги размером в половину визитной карточки такими мелкими буквами, что их можно было прочесть лишь с увеличительным стеклом, письмо пришло от десяти женщин, заключенных в советском лагере принудительного труда.

"Господин Президент!

Мы, женщины — политические заключенные Советского Союза, поздравляем Вас по случаю переизбрания на пост Президента США. Мы с надеждой смотрим на Вашу страну, которая защищает СВОБОДУ и уважает ПРАВА ЧЕЛОВЕКА. Мы желаем Вам успехов на этом пути".

К этому письму прилагалось стихотворение и перечень голодовок, которые эти смелые женщины провели в 1983 и 1984 годах в своем лагере в знак протеста против жестокого режима, который бросает людей в тюрьму лишь за то, что они выражают веру в свободу или заявляют о желании эмигрировать из России по религиозным причинам. Послание было тайком вывезено из лагеря, а затем — из России и доставлено на радио "Свободная Европа" в Мюнхене. Вот стихотворение, присланное мне:

Что за государство, спросил я себя, которое душит стремление людей к свободе, бросая их в тюрьмы?

В течение декабря я провел ряд совещаний с советниками в рамках группы планирования СНБ, которых я назначил для помощи в разработке стратегии к новым переговорам с русскими.

Ярый сторонник СОИ, Кэп заявил, что русские, несомненно, собираются потребовать ее ликвидации в качестве платы за серьезное ведение переговоров. Я как можно более выразительно сообщил группе, что стратегическая оборонная инициатива не "предмет торга" и мы будем развивать ее независимо от желания русских.

Разработка СОИ могла затянуться на десятилетия, но разве у нас была более важная задача, чем поиск средств нейтрализовать ужасное оружие, порожденное ядерной эрой?

Я никогда не считал, что СОИ станет непроницаемым щитом — никогда нельзя полагать, что оборона будет эффективной на все 100 процентов.

Но эту идею подкреплял один многообещающий довод — если она будет реализована и затем мы вступим в эру, когда нации мира договорятся об уничтожении ядерного оружия, она может послужить "предохранителем" против мошенничества или нападения сумасброда, получившего доступ к ядерным ракетам. А если мы не достигнем соглашения о ликвидации ядерных ракет, система сможет уничтожить столько ядерных ракет, сколько необходимо, чтобы противник, нападая, знал, что в СОИ заложен такой потенциал безопасности для человечества, что она не может быть предметом торга за столом переговоров.

На одном из совещаний я сказал, что у меня уже стоит поперек горла поведение русских и что в прошлом Соединенные Штаты слишком часто заключали с ними недействующие договоры лишь потому, что мы не могли добиться других условий. После этого я записал в дневнике: "…Мы убеждены, что больше всего они хотят подвергнуть обсуждению наше право на разработку оборонительного оружия против их баллистических ракет. Они боятся нашей технологии. Я считаю, что подобная защита могла бы сделать ядерное оружие устаревшим и таким образом мы могли бы избавить мир от этой угрозы. Вопрос в том — не могут ли они это использовать для торпедирования переговоров и возложить вину на нас?"

Несколько дней спустя я записал: "Снова у нас была встреча группы планирования СНБ по вопросу нашей позиции на приближающейся встрече с Громыко и переговорах по вооружениям. Я считаю, что Советы согласились на переговоры лишь для того, чтобы помешать нашим разработкам стратегической обороны против ядерного оружия. Я твердо убежден, что здесь мы не можем отступить, неважно, что они предложат".

Через несколько дней, 18 декабря, я писал в дневнике: "Совещание с комитетом начальников штабов касательно сравнения наших вооруженных сил с советскими. Когда Советы говорят о сохранении стабильности в стратегических вооружениях, они имеют в виду свое превосходство; и они его имеют. Все больше и больше я думаю, что Советы готовятся покинуть переговоры, если мы не прекратим исследования по системе стратегической обороны. Надеюсь, что я ошибаюсь…"

Перед Рождеством в Вашингтон приехала Маргарет Тэтчер, и мы с Нэнси пригласили ее в Кемп-Дэвид. Я встретил ее вертолет на лужайке для гольфа, и перед тем, как идти в главное здание для заседаний — "Лорел", мы заглянули в "Эспен" — домик, где я проводил выходные. Она только что встречалась с быстро набирающим силу членом советского политбюро Михаилом Горбачевым, и он, по ее словам, выразил резко отрицательное отношение Советов к СОИ. Когда мне показалось, что она разделяет некоторые из его опасений, я поинтересовался, верят ли британцы в СОИ и в мою мечту об уничтожении ядерного оружия, поскольку знал, что без американского ядерного щита превосходство Советов в обычных вооружениях представляло бы угрозу Западной Европе. Я заверил Маргарет, что мы лишь начинаем долгосрочную исследовательскую программу, не беря никаких обязательств по развертыванию СОИ. Очевидно, сказал я, пройдет определенное время, прежде чем мы узнаем, будет ли она работать, как я ожидаю.

В конце 1984 года перед нами встала еще одна проблема в ограничении вооружений: до сих пор и Советы и Соединенные Штаты соглашались добровольно соблюдать положения истекшего Договора ОСВ-1, ограничивавшего ядерные вооружения, и ОСВ-2, который из-за советского вторжения в Афганистан так и не был ратифицирован сенатом.

Кэп считал, что мы должны прекратить соблюдать договоры, поскольку имелись очевидные свидетельства, что Советы их нарушают, хотя эти договоры были написаны настолько двусмысленно, что мы вряд ли могли доказать нарушения. Например, русские сооружали новый сложный радар слежения около Красноярска в Сибири, который, как считали наши ученые, был разработан специально для системы обороны против американских ракет, — это было нарушение договоров. Русские заявляли, что радарная станция предназначалась только для слежения за космическими спутниками. Хотя мы считали, что это не так, язык договоров был настолько пространен, что нарушение трудно было доказать.