Рональд Рейган - Жизнь по-американски

Нередко подразумевается, что эти действия вызваны территориальными амбициями Соединенных Штатов; что мы имеем империалистические планы и, таким образом, представляем угрозу вашей собственной безопасности и безопасности ново-образующихся государств. Оснований в поддержку таких обвинений не только не существует, наоборот, есть веские свидетельства того, что Соединенные Штаты в то время, когда они могли господствовать над миром без всякого для себя риска, не предпринимали никаких усилий, чтобы достигнуть этого.

Когда окончилась вторая мировая война, Соединенные Штаты были единственной страной в мире с уцелевшим промышленным потенциалом. Наша военная мощь достигла своей наивысшей точки: мы одни имели абсолютное оружие — ядерное оружие — и способность, не вызывающую сомнений, доставить его в любую точку земного шара. Если бы мы тогда стремились к мировому господству, кто мог бы противостоять нам? Но мы шли по другому пути — уникальному во всей истории человечества. Мы использовали нашу мощь и благосостояние для восстановления мировой экономики, разоренной войной, включая и государства, которые были нашими противниками. Позвольте мне сказать, что обвинения Соединенных Штатов в империализме или попытках силой навязать свою волю другим странам абсолютно несостоятельны.

Господин Президент, разве мы не должны заботиться о том, чтобы убрать все преграды, мешающие нашим народам достигнуть своих самых желанных целей? Возможно ли, чтобы преграды порождались целями правительств, целями, которые не имеют никакого отношения к реальным нуждам и желаниям наших народов?

Снимая эмбарго на пшеницу, я действовал именно в этом духе, в духе помощи народам наших обеих стран. Возможно, это решение внесет свой вклад в создание условий, способствующих началу разумного и конструктивного диалога, который поможет выполнить наши общие обязательства по достижению прочного мира".

Спустя несколько дней я получил ответ Брежнева, от которого веяло ледяным холодом. Он писал, что он также против того, чтобы сразу начать планирование встречи на высшем уровне, отверг все, что я сказал о Советском Союзе, обвинил Соединенные Штаты в том, что они начали и продолжают проводить политику "холодной войны", и затем добавил, что не нам говорить Советам, что они могут, а чего не могут делать в других регионах мира.

Даже этого было многовато за мою первую попытку личной дипломатии.

В это же время возникли другие важные проблемы в области внешней политики: решение продать наши самолеты, оснащенные системой воздушного оповещения и управления (АВАКС), Саудовской Аравии для укрепления их оборонительных позиций на Ближнем Востоке, вызвало бурю протеста со стороны большого числа американского еврейского населения, который продолжался несколько месяцев. Одновременно мы продолжали переговоры с конгрессом, чтобы ослабить растущее там давление по введению квот на импорт японских автомобилей.

1 мая эта политика дала результаты, когда Япония объявила о своем решении ограничить объем экспорта своих автомобилей в США 1 680 000 штук в год. Как я и ожидал, это остановило растущее намерение конгрессменов ввести квоты, что могло бы стать первым выстрелом в тяжелой международной торговой войне.

В тот день, когда Япония объявила о сокращении своего экспорта, в Белый дом с неофициальным визитом приехал принц Уэльский. На следующий день вечером Нэнси планировала провести официальный ужин, на который был приглашен он и еще несколько гостей. Принц Чарльз мне очень понравился; он завоевал мои симпатии еще несколько лет назад, когда по телевидению я увидел интервью с ним по случаю дня рождения, ему тогда исполнился 21 год. Корреспондент неоднократно просил рассказать, что он чувствует, живя в королевском доме с матерью, являющейся королевой Англии. "Ну, не знаю, — ответил он, — я просто называю ее мамой".

Принц, как обычно, был очарователен, полон жизни и энергии. На вопрос распорядителя, желает он кофе или чаю, принц ответил, что хотел бы чаю; принесли поднос с чаем и поставили перед ним. Через несколько минут я заметил, что принц с некоторым недоумением смотрит в чашку, и мне показалось, что он несколько обеспокоен. Мы продолжали разговаривать, и атмосфера была очень сердечная, но я знал, что что-то беспокоит его, хотя не мог понять что. Он просто держал чашку, иногда заглядывал в нее, затем поставил ее на стол, так и не сделав ни глотка. Все это время я незаметно наблюдал за ним, пытаясь понять, что же было не так. Наконец до меня дошло: официанты положили ему в чашку пакетик с чаем. И я подумал, что, может быть, он никогда раньше такого не видел.

Поняв это, я решил ничего не говорить, чтобы не смущать его, но на следующий день за ужином вспомнил этот эпизод, и он пошутил по этому поводу. "Я просто не знал, что делать с пакетиком," — сказал принц Чарльз.

После покушения в "Хилтоне" секретная служба не разрешала мне часто ходить в церковь, и мне приходилось пропускать много церемоний, на которых президенты обычно присутствуют, как, например, поиски пасхальных яиц на лужайке перед Белым домом. Когда я выезжал куда-то на общественные мероприятия, меня заставляли надевать пуленепробиваемый жилет. Вряд ли можно чувствовать себя удобно или хорошо одетым в таком жилете, особенно если стоишь под жарким солнцем, но я следовал совету охраны.

Первое, о чем я спросил врачей больницы университета Джорджа Вашингтона, — смогу ли я вновь ездить верхом. Они заверили меня, что смогу. Через месяц после выписки врачи разрешили мне провести уик-энд на ранчо, он совпадал с Днем памяти павших в войнах. Они также разрешили мне поездить верхом, но только немного.

Когда мы летели в Калифорнию, я думал, не потеряло ли "Ранчо дель сьело" своего волшебного очарования, — ведь прошел почти год после избирательной кампании и минуло пять месяцев нашего пребывания в Вашингтоне, а за это время мы были там всего один раз, и то совсем недолго. Но я напрасно беспокоился. Погода была прекрасная и ранчо тоже. Эта дикая природа и уединенность лишний раз напомнили, как мы любили его и как скучали по жизни в Калифорнии.

Последующие восемь лет ранчо было нашим любимым убежищем. Всякий раз, когда мы взлетали с военно-воздушной базы "Эндрюс" на правительственном самолете и брали курс на запад, мы уже находились под властью его пленительных чар. Я всегда брал с собой работу, но на "Ранчо дель сьело" мы с Нэнси надевали сапоги, старую одежду и там получали новый заряд энергии. Жизнь на ранчо напоминала нам, откуда мы родом. И несколько часов я, конечно, проводил в седле, чтобы поразмышлять.

Во время первой после покушения поездки на ранчо мы вновь обрели для себя ту свободу, которую больше не ощущали, находясь в Белом доме: мы так же проводили время и в последующие поездки; утром ездили верхом, а после обеда я подрезал кусты и делал другую повседневную работу на участке; затем работал с материалами, а потом мы с Нэнси ужинали у камина.