Эдуард Иванян - Рональд Рейган - хроника жизни и времени

Накал напряженности в мире продолжал нарастать. 22 ноября 1983 г. западногерманский бундестаг одобрил решение о размещении американских ракет "Першинг-2" на территории страны, и в тот же день в ФРГ прибыли первые девять ракет. На следующий день советский представитель на переговорах в Женеве Ю. Квицинский заявил о решении СССР покинуть переговоры в связи с "невозможностью в них участвовать", а 25 ноября было опубликовано Заявление Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Ю. В. Андропова, в котором, в частности, сообщалось о решении Советского Союза отменить мораторий на развертывание советских ядерных средств средней дальности в европейской части СССР и ускорить подготовительные работы по размещению на территории ГДР и ЧССР советских оперативно-тактических ракет повышенной дальности. Кроме того, с учетом повышения ядерной угрозы для СССР в результате размещения американских ракет в Западной Европе было объявлено о развертывании соответствующих советских средств в океанских районах и морях. Военное противостояние двух великих держав достигло к концу 1983 г. апогея: мир вплотную подошел к грани ядерной войны, которая могла стать последней войной в истории человечества в силу непредсказуемости ее последствий для жизни на Земле.

Конфронтационное крещендо 1983 г. заметно пошло на убыль чуть ли не с первых дней нового 1984 г. — года очередных президентских выборов, подтверждая давно циркулировавшие в политических кругах США слухи о том, что в стремлении добиться победы на выборах на второй срок (о своем решении баллотироваться на второй срок Рейган официально объявил лишь 29 января, но уже в конце 1983 г. мало кто сомневался в том, что он будет баллотироваться) президент предпримет решительную попытку утвердиться в глазах соотечественников в роли "миротворца". К нескрываемому изумлению тех, кто привык к совершенно иным заявлениям президента (одна из статей в "Правде" в первые дни января 1984 г. так и называлась "Чему же верить, г-н президент?"), в интервью журналу "Тайм", данном в последние дни уходившего года, Рейган в ответ на вопрос, считает ли он по-прежнему уместной свою фразу: "СССР является средоточием зла", — решительно ответил: "Нет. Я не стал бы больше говорить подобных вещей", дезавуировав тем самым полярно противоположный ответ на тот же вопрос, который он дал другому журналу всего двумя неделями раньше. Тогда этот неожиданный поворот в казавшейся незыблемой антисоветской позиции Рейгана был назван в советской прессе попыткой подкрасить лик президента "миротворческими гримом и румянами". "Может, на кого-то в США это и подействует, — писал известный советский политический обозреватель. — Других же, нас уж во всяком случае, не введет в заблуждение" 77Недоверие к заявлению президента, сделанному тем более в неофициальной обстановке, было понятным: не раз в прошлом вслед за высказываниями такого рода следовало другое, противоположное по духу и тону, оставлявшее лишь недоумение относительно причин, вынуждавших Рейгана быть столь непоследовательным. Но 16 января 1984 г. президент сделал уже официальное заявление, практически целиком посвященное состоянию и перспективам развития советско-американских отношений. Констатировав начало экономического подъема в стране, повышение оборонной мощи и крепость союзнических уз американского государства, президент заявил о том, что теперь США готовы вступить в переговоры с СССР с целью преодоления существующих между ними разногласий. Назвав наступающий год годом мирных возможностей, президент США призвал Советский Союз к мирному соревнованию и конструктивному сотрудничеству и выделил три основные проблемные сферы, где, по его мнению, следовало добиваться успеха, — отказ от использования силы и угрозы применения силы при решении международных споров, поиск путей сокращения мировых запасов оружия и установление более продуктивных рабочих отношений между СССР и США. "Перед нами долгая дорога, но мы полны решимости пытаться и пытаться вновь. Возможно, нам придется начать с мелких проблем, но мы должны начать", — заявил президент, не преминув добавить, что существенным условием успеха переговоров и защиты американских интересов является сила. "Если мы будем слабы, мы не добьемся ни того, ни другого". В том, что говорил далее Рейган, был определенный здравый смысл: "Я открыто высказывал свою точку зрения о советской системе. Я не знаю, почему это должно удивлять советских лидеров, которые никогда не стеснялись высказывать свою точку зрения на нашу систему. Но это вовсе не означает, что мы не можем вести дела друг с другом. Мы не отказываемся разговаривать, когда Советы называют нас империалистическими агрессорами и даже хуже. Или же по той причине, что они придерживаются фантазии триумфа коммунизма над демократией. Тот факт, что нам взаимно не нравятся системы друг друга, не должен служить причиной отказа разговаривать друг с другом. Жизнь в ядер-ный век делает крайне необходимым, чтобы мы обязательно говорили друг с другом". Впервые с того дня, когда он пришел в Белый дом, Рейган привнес в свое официальное заявление то, что можно было назвать "человеческим фактором", обратив призыв к сотрудничеству к простым людям обеих стран — символическим советской семейной паре Ивану и Ане и американской семейной паре Джиму и Салли, "чьи общие интересы не знают границ". "Если Советское правительство хочет мира, мир будет достигнут. Вместе мы можем укрепить мир, сократить уровни вооружений и знать, что, делая это, мы способствуем реализации надежд и чаяний тех, кого мы представляем, и в сущности всех людей, где бы они ни были"

Хотя сотрудники аппарата Белого дома пытались убедить представителей печати, что изменившийся тон президентских заявлений свидетельствует о том, что "с этим человеком что-то произошло", и ссылались на высказанную президентом надежду, что январское заявление "устранит все неясности, если они еще сохранялись, относительно его личной заинтересованности в решении проблем с Советским Союзом", большинство американских и иностранных наблюдателей были настроены скептически. По их убеждению, этим заявлением президент Рейган попросту открыл свою предвыборную кампанию 1984 г. "Антисоветские инстинкты президента и некоторых из его ближайших советников лежат настолько близко к поверхности, что они могут легко и быстро появиться вновь", — писал, ссылаясь на мнение вашингтонских официальных лиц, обозреватель М. Гетлер. Со ссылкой на некоторых американских специалистов по Советскому Союзу тот же обозреватель писал, что "годы неослабно жесткой риторики и иных акций убедили русских в непримиримой враждебности Рейгана и в том, что при принятии решений им следует исходить из этой презумпции" 79. И действительно, оценка президентского заявления, вынесенная министром иностранных дел СССР А. А. Громыко, была привычно суровой и недвусмысленной: оно было названо содержащим лишь избитые фразы. (Советский Союз явно не был склонен помогать Рейгану в его борьбе за второе четырехлетие в Белом доме.) Нужны дела, а не словесные упражнения, подчеркнул руководитель советской внешней политики. Но, как представляется, одной из причин, и не исключено, что важнейшей, почему тогда дела не получилось, явилась смерть Ю. В. Андропова спустя всего три недели после рейгановского заявления. На смену Ю. В. Андропову пришел 72-летний К. У. Черненко, физически явно нездоровый человек. (Бывший министр иностранных дел Великобритании Д. Оуэн, приехавший в СССР на похороны Ю. В. Андропова и представленный по этому случаю новому советскому руководителю, заявил по возвращении в Лондон представителям печати, что полученное им в молодости медицинское образование позволяет ему заключить, что К. У. Черненко болен эмфиземой легких и долго не протянет.) "Черненко произвел на Вашингтон впечатление очередной искусственной фигуры, которая скорее всего исчезнет с глаз прежде, чем с ним можно будет начать сколько-нибудь реальное дело", — писал Дж. Ньюхаус 80. Человеком, первым сообщившим Рейгану свои впечатления от встречи и беседы с Черненко, был вице-президент Буш, приехавший на похороны Ю. В. Андропова в качестве личного представителя президента США.