Лоуренс Сутин - Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения

Их брак процветал. Фил был благодарен Энн, когда она не стала возражать против того, что он отпустил бороду. Он помогал с готовкой и уборкой и научился готовить замечательный мартини – каждый вечер по две порции для Энн, в то время как сам он пил вино (он любил «Буэна Виста Зинфандель» [119] Красное сухое калифорнийское вино, 13,5 %. Производитель «Буэна Виста» из округа Сонома, сорт винограда – Зинфандель. ). Они разводили уток, цесарок и курочек бенти [120] Или «бентам»; карликовая порода декоративных кур; родом из Индонезии. . Фил немного побаивался породистой беговой лошади [121] Лошадь была породы American Quarter Horse. Старейшая порода скаковых лошадей США, выведена в 1660 году. Название связано с победами в беге на дистанции в четверть мили. Энн и очень хотел завести себе домашнюю сову (названием последнего из задуманных, но не осуществленных романов Фила было The Owl in Daylight – «Сова в свете дня»). Причиной первой подлинной ссоры стало то, что Фил настойчиво продолжал заботиться о старом доме на Мариана-стрит. Энн же хотела, чтобы их дом был его первостепенной заботой. Тогда Фил продал старый дом. После этого он чувствовал себя виноватым, потому что не отдал Клео половины от вырученных средств.

Год спустя после их свадьбы как-то за ланчем он внезапно сказал Энн: «У меня была совершенно замечательная жена, которую я поменял на тебя». В скором времени Фил и Клео возобновили дружеские отношения. Как говорит Клео, «не стоит отбрасывать добрых друзей, а Фил и я были лучшими друзьями». Но двумя десятилетиями позже, судя по «Экзегезе», Фил продолжал сохранять свое чувство вины: «Я наказан за то, как вел себя с Клео».

Энн и Фил строили планы, как им сводить концы с концами, в то время как Филу не давали покоя его амбиции писателя-реалиста. Он все еще «баловался» научной фантастикой, переделав две посредственных повести пятидесятых годов в романы «Доктор Будущее» (1960) и «Молот Вулкана» (1960), которые вышли в серии «перевертышей» Ace Double. Ace было «ничтожнейшим из ничтожных палп-издательств Нью-Йорка», говорил он Энн. Однажды, когда ее гости за обедам спросили, о чем он пишет, Фил отказался отвечать, а позже оскорбил их так, что больше они не возвращались. Если требовался какой-то ярлык к его творчеству, то он предпочитал «автора фэнтези».

Но все, чего он хотел, – это попасть в «мейнстрим» и быть писателем-реалистом. И если молодая пара тратила бережно деньги за продажу дома Фила и его ежегодные доходы с продажи фантастики (примерно две тысячи долларов), плюс у Энн – двадцать тысяч долларов наследства Рубенстайна – на это они кое-как протянут, – как Фил посчитал, исходя из своего бюджета периода жизни в Беркли, – им этого хватит лет на двадцать. Энн вспоминает: «Ты понимаешь, – говорил Фил, – нужно лет двадцать, а то и тридцать, чтобы добиться известности в качестве прозаика». И он был готов к тому, чтобы потратить столь долгие годы на эти усилия! Я считала, что эта его установка была превосходной! В то время слова «бюджет» не было в моем лексиконе».

Энн не была такой уж бойкой расточительницей – ее потребности в «роскошной жизни» не превышали запросов ее соседей из округа Марин, – но ведь были же еще три дочки, дом, лошадь, курочки, черноголовая овца и, да, случайные траты на роскошь. Очарованная Филом, влюбленная в его талант, Энн была озабочена денежной проблемой. И это вселяло страх в Фила, поскольку он чертовски хорошо знал, каковы шансы заработать своим талантом большие деньги.

Тем не менее их жизнь пока текла спокойно. По просьбе Энн, Фил поменял ночное писательство на рабочий день с девяти до пяти часов для того, чтобы вечером общаться с семьей. Приходило время ланча, он отрывался от своих занятий, закуривал сигару «Корина Ларк» [122] Также ФКД любил сигары «Антоний и Клеопатра». , и они с Энн начинали разговаривать. Вот что она пишет:

Мы так были заняты нашими разговорами, что у меня зачастую сгорали первые два сэндвича с сыром, которые мы поджаривали. Мы разговаривали о Шопенгауэре, Лейбнице, монадах, о природе реальности – или о теориях Канта, которые Дюркгейм прилагал к исследованию культуры австралийских аборигенов, – или Фил начинал разглагольствовать о Тридцатилетней войне и Валленштейне. Вот такие простенькие темы. Немецкая культура имела очень сильное влияние на Фила. Фил говорил мне, что он на четверть немец и романтик в духе «штурм унд дранг» [123] «Буря и натиск» – предромантическое литературное направление в Германии конца XVIII века. Названием обязано одноименной пьесе Фридриха Максимилиана Клингера (1752–1831). К этому литературному направлению, в частности, примыкали Гёте и Шиллер. .

Его родословная была английской и шотландско-ирландской, но он любил немцев. Эти беседы за ланчем были своего рода «разминкой» для появления будущих романов. Теория Канта-Дюркгейма, к примеру, легла в основу изображения Филом племен марсианских аборигенов бликменов в романе «Сдвиг времени по-марсиански» (1964).

Фил вступил в переписку с Элеанор Димофф, редактором Harcourt, Brace [124] Одно из крупнейших американских издательств, основанное в 1919 году. Публиковали Вирджинию Вульф, Т. С. Элиота, Синклера Льюиса, Гюнтера Грасса. . Это издательство отклонило «Исповедь недоумка», но, поскольку писатель был многообещающий, предложило Филу контракт: 500 долларов авансом и столько же после получения его нового романа. Для него запахло «мейнстримом». В февральском письме 1960 года Фил был чрезвычайно учтив:

Мы живем в сорока милях от Сан-Франциско и ездим туда-сюда, чтобы поесть в Чайна-тауне, попить кофе недалеко от Бродвей и Грант или навестить друзей на Потреро-Хилл. Мне почти всегда удается заскочить в книжный магазин «Сити Лайтс» [125] City Lights Bookshop – легендарный независимый книжный магазин (и издательство), основанный в 1953 году. и потратить там тридцать долларов на покетбуки. Моя жена покупает восточные коврики с прорезями у знакомого торговца коврами, и если нам удается добраться до Филлмор-дистрикт, мы подбираем там японскую посуду в маленькой японской скобяной лавке. Если есть свободное время, я останавливаюсь на Ван-Несс и катаюсь на новых иностранных машинах – это мое любимое времяпрепровождение. И, конечно, я запасаюсь египетскими сигаретами, если у меня есть деньги. Если все это каким-то образом характеризует меня, то следует учесть еще вот что: пока не снесли «Силс Стадиум», я езжу в Сан-Франциско, прежде всего, чтобы посмотреть бейсбол.

Не только одна Энн наслаждалась хорошей жизнью. Они были расточительны, и Фил ради удовольствия разбрасывался деньгами. Энн даже не знала, что в прошлом он страдал агорафобией. Но было еще одно: в Harcourt хотели, чтобы Фил приехал в Нью-Йорк для обсуждения нового романа с Димофф. Ни за что. Ни ради «Капитана Видео» в пятидесятые, ни ради «мейнстрима» сейчас.