Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер: пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

В течение двух лет после того, как пожар уничтожил его картины и ему поставили диагноз «рак», Горки был наполовину сумасшедшим, по словам сценариста и режиссера Дэвида Хэйра. Он на время поселил Горки в своем доме в Коннектикуте и был частью круга сюрреалистов, в котором тогда вращался художник. «Аршил запирался и писал, не выходя из комнаты, по две-три недели подряд. А может, он и не работал. Горки просил кого-нибудь принести ему бутерброды и положить под дверь, чтобы ни с кем не встречаться лицом к лицу», — рассказывал Хэйр [1257] David Hare, interview by Jack Taylor. . В итоге Мугуч поверила: ее муж сошел с ума. После того как Горки ее ударил, женщина с детьми сбежала в безопасное место, к родителям (некоторые говорили, что она сделала это по просьбе самого Аршила). Там Мугуч и оставалась, пытаясь определить, нужно ли спасать их брак. По словам Джона Бернарда Майерса, она «ужасно боялась» Горки и со временем «завела роман с Маттой» [1258] Matossian, Black Angel , 425–429; John Bernard Myers, interview by Barbara Rose, audiotape, March 12, 1968, Series V, Box 13, R3, GRI; Herrera, Arshile Gorky , 600. .

Чилиец Матта был полной противоположностью Горки. Изящный, легкомысленный, с непомерным самомнением, он был с головой погружен в великую роль в истории искусства, на которую сам себя назначил. Арт-дилер Горки Жюльен Леви описывал Матту как «низенького и пухлого Рембо, если судить по фотографиям последнего, на которых он довольно красив и до извращенности ангелоподобен». Матта был женат, но бросил жену, когда та забеременела. Он считал беременность женщины «формой полукастрации» для мужчины [1259] Levy, Memoir of an Art Gallery , 248, 252. . Со временем у нее, кстати, родились близнецы, так что останься Матта с женой, он был бы кастрирован дважды. И вот, освободившись от уз брака, художник предложил красивой молодой Мугуч билет из мира неприятностей, и она приняла этот дар [1260] John Bernard Myers, interview by Barbara Rose, audiotape, March 12, 1968, Series V, Box 13, R3, GRI. . В июне 1948 г. она сказала Горки, что уезжает на два дня. А по ее возвращении Матта распространил повсюду слух, что они были вместе. Самому Горки стало известно об их романе на вечеринке, когда он застал Мугуч с Маттой в ванной. В те времена у сюрреалистов было принято подкалывать друг друга за столом, называя рогоносцами [1261] Matossian, Black Angel , 453; John Bernard Myers, interview by Barbara Rose, audiotape, March 12, 1968, Series V, Box 13, R3, GRI. . Гордый Горки, слушая шутки на эту тему, корчился в душевной агонии. В результате он начал презирать сюрреалистов, их сексуальные забавы и свободу. «Знаешь… я совершил ужасную ошибку, связавшись с сюрреалистами, — признался он однажды другу. — Мужья спят с женами друг друга. Жены занимаются сексом одна с другой. И мужья спят друг с другом. Они ужасные люди. Я не должен был позволять Агнес находиться в их обществе» [1262] Matossian , Black Angel , 472. .

Горки прочитал дневник Мугуч 25 июня 1948 г. По некоторым источникам, так он узнал, что жена собирается его бросить [1263] Matossian , Black Angel , 455; Levy, Memoir of an Art Gallery , 287–288. . Не важно, увидел ли Аршил именно такие слова или же просто прочел ее намерение между строк, но в итоге он счел, что его худшие опасения оправдались. Горки провел день со своим арт-дилером Жюльеном Леви, а вечером с тем же Леви и его женой Мюриэль отправился на званый ужин. Потом, несмотря на ливень, художник настоял на том, чтобы ехать домой. Он ждал звонка от Мугуч, которая гостила в то время в Виргинии у своих родных. Мюриэль, взяв своего щенка, вместе с Горки села в автомобиль. Машину вел подвыпивший Жюльен, а Аршил сидел на переднем пассажирском сиденье [1264] Matossian, Black Angel , 455–456; Levy, Memoir of an Art Gallery , 289–291. . Вот как Мюриэль описывала последовавшие далее события:

Дождь уже стоял стеной. Ничего не было видно. Мы обогнули изгиб на крутом склоне, а там по правую сторону стоял столб. Чикен-хилл. Печально знаменитое место. Изгиб на крутом спуске. В лучшем случае коварное место. И Жюльен врезался в столб. Машина перевернулась на ту сторону, с которой сидел Горки. А потом перекувырнулась раз или два. Автомобиль вдребезги. Собака Жюльена лаяла [1265] Matossian, Black Angel , 456–457. .

Жюльен сломал руку и ключицу. Мюриэль получила небольшое сотрясение мозга. Горки, заверив, что с ним все в порядке, наотрез отказался оставаться в больнице до получения результатов рентгена и уехал. Однако на следующий день в дом Леви, где он тогда жил, позвонили из больницы. Медсестра сказала, что у Аршила сломаны ключица и два позвонка. Горки положили в больницу, на растяжку. Лежа в постели, он выглядел, словно его распяли [1266] Matossian, Black Angel , 457–460; Levy, Memoir of an Art Gallery , 287–288. . Мугуч, услышав об аварии, сразу же приехала к мужу. Но физическая боль Горки оказалась чистой ерундой по сравнению с его душевными муками после ее посещения. В больницу его жену привез Матта [1267] Matossian, Black Angel , 458. . Судя по всему, именно после этого случая Горки и сошел с ума. Например, он приказал персоналу больницы «освободить место для толп поклонников», которые вот-вот придут его навестить. «Он говорит, будто он знаменитый художник и гений, — сказал Жюльену один интерн. — Это что, правда?» — «Возможно, — ответил Леви. — Очень даже вероятно, что гений» [1268] Levy, Memoir of an Art Gallery , 287. .

В июле Горки выписали, заставив носить корсет из проволоки и кожи для поддержки шейных позвонков. Живопись для Горки была в высшей степени физическим действом. Поэтому до полного исцеления он не мог работать за мольбертом. Все, что ему оставалось, — это тяжелые размышления. Над ним тяготели бремя отчаяния из-за рухнувшего брака и какая-то мистическая уверенность в том, что коварные силы, отбиравшие у него счастье с самого детства, еще не покончили с ним. А вскоре после возвращения Горки из больницы Мугуч по какой-то непостижимой причине решила наконец признаться. Она рассказала мужу, что во время своего двухдневного отсутствия в предыдущем месяце действительно была с Маттой [1269] Matossian, Black Angel , 459–460, 463; Herrera, Arshile Gorky , 601. . И Горки ощутил мощный прилив энергии, но думать он мог только об одном — о мести. Он назначил Матте встречу в Сентрал-парке. Увидев обидчика, Аршил понесся за ним, размахивая тяжеленной ирландской тростью и явно намереваясь забить его до смерти. Но Матта каким-то образом успокоил Горки. В результате они сели на скамейку и начали разговаривать. Окончательно раздавленный мыслью о том, что он не способен даже убить презренного Матту, Горки заявил чилийцу о своем намерении «сделать ему подарок». И ушел из парка, но в Коннектикут не вернулся. Горки отправился бродить по Нью-Йорку [1270] Matossian, Black Angel , 464, 467. .

Человек, который когда-то торжествующе шествовал по Гринвич-Виллидж с высоко поднятой головой, Пикассо Вашингтон-сквер, был уничтожен физически и побежден духовно. Он начал вести себя как сумасшедший. Через два дня после встречи с Маттой Горки отправился в мастерскую своего старого друга — скульптора Исаму Ногучи. Он долго стоял на улице под окном, завывая: «Исаму! Исаму! Исаму!» Ногучи вспоминал: «Я сначала подумал, что слышу это во сне. Но потом все началось снова, как странная заунывная песнь». Выглянув в окно, он увидел Горки. Тот, плача, сообщил Исаму, что его никто не любит, и попросил отвезти его обратно в Коннектикут [1271] Matossian, Black Angel , 466–467; Herrera, Arshile Gorky , 605–6. .